Штормовой пеленг

Сегодня в коридоре управления Чигринов встретился с Иванниковым, и тот, полуобняв его за плечи, как бы в шутку спросил: «Ну как, не надоела еще земля? Не тянет в море?» Будто на берегу для капитанов курорт! Сам был в этой шкуре, должен бы помнить. «Между прочим, я два года не был в отпуске», — сказал Чигринов. «Всего-то! — воскликнул Иванников. — Ну, вам ли сетовать, Алексей Петрович! (В этом был намек па Анну?) Сейчас пойдете на юг, в тропики. Вернетесь с бронзовым загаром. Будут думать, что были в Сочи».

Все-таки капитаны начинают говорить на разных языках, если один из них бросил якорь на берегу, а другой болтается в море. В отпуске капитаны не бывают по нескольку лет: все некогда. И море, которое когда-то манило романтикой, давно стало для них работой — обыденной, трудной и опасной.

Нет, он не клял судьбу. Он любил море, любил капитанскую работу, и, если бы ему предложили начать жизнь сначала, он снова выбрал бы море.

Он заболел им еще в детстве, после того, как посмотрел «Мы из Кронштадта». Фильм потряс его. Он бредил матросами и страстно возмечтал раздобыть тельняшку. Но в далекой алтайской деревеньке тельняшку днем с огнем было не сыскать, а до моря лежали тысячи и тысячи верст.

Когда началась война, мечта о море овладела им с еще большей силой. Думалось — попадет во флот, но угодил в пехоту и стал полковым разведчиком. Всю войну пролазил по тылам противника и уж никак не думал, что судьба все же приведет его к морю.

Впервые увидел он море, когда с боем взяли старинную морскую крепость на берегу Балтики. Тогда, как только кончился бой, он оказался на плоском песчаном берегу, и море поразило его беспрерывным движением мелких серых волн. Небо было бесцветным и приплюснутым. Он почему-то думал, что море всегда синее и радостное, а небо над ним высокое и солнечное. Низкая песчаная коса была завалена трупами лошадей и солдат — немецких и наших — и горелым металлоломом: танками, самоходками, орудиями. От смрада нечем было дышать. Но он долго смотрел на пологие мутные волны, все набегающие и набегающие откуда-то из глубины серого дождливого пространства, и никак не мог осознать, что вот это и есть знаменитая Балтика, которую он так хотел видеть еще с детства.

После госпиталя, демобилизовавшись, он пошел работать в порт грузчиком.

Странна человеческая судьба: то с боем брал вот этот порт, то теперь работает здесь и живет. Был и матросом на маленьком буксирчике, и учился на курсах рулевых, потом, когда походил по морям, порыбачил, окончил высшее мореходное училище, стал штурманом и довольно быстро дошел до капитана. Несколько лет ходил на СРТ, потом па траулере. Однажды вызвали в отдел кадров и предложили буксир-спасатель. Он согласился. И вот уже несколько лет на «Посейдоне»...

Кто-то легонько скребся в дверь. «Посейдон просится», — подумал Чигринов про судового песика, которого притащил на борт матрос Боболов, подобрав на улице.

Открыв дверь, Алексей Петрович остолбенел: в дверях, смущенно улыбаясь, стоял Юрка.

— Ты как здесь? Что-нибудь случилось?

— Возьми меня с собой, — попросил Юрка.

— В море? Маленьким нельзя. Вот выучишься, подрастешь — пожалуйста. Обязательно возьму.

— А Славку так берешь!

— Как ты прошел в порт? Почему тебя пропустили на проходной?

Юрка отвел глаза.

«В дыру какую-нибудь пролез», — подумал отец.

— Что ж ты раньше не приходил? — спросил он.

Юрка смутился:

— Слава не велел.

— Теперь приходи. Мы еще постоим в ремонте.

Он позвонил Анне в медпункт.

— У меня гость.

— Я знаю, видела.

В ее голосе он уловил скрытое волнение.

— Ты придешь?

Она немного помолчала.

— Я думаю, вам лучше побыть одним. Ты сделай так, чтобы ему было хорошо. Чаем напои, угости конфетами.

Они пили чай. Юрка рассказывал о доме, школе, о мальчишках со двора.

— А мама, кстати, знает, что ты у меня?

Юрка опустил глаза.

— Э-э, парень! Ночь на дворе! Она же с ума сойдет!

— Я у тебя останусь, — попросился Юрка, — до утра только.

— Нет, нет. Ушел и ничего не сказал? Так нельзя.

Юрка понял, что отца не уговоришь, и опустил голову.

Смешной хохолок на его макушке вздрагивал.

Чигринов вызвал дежурную машину и отвез его домой.

Окна квартиры на втором этаже светились.

— Вот видишь, — отец показал на окна. — Мама ждет, волнуется. А ты без спроса бегаешь.

Юрка обиженно сопел. Отец поцеловал его.

— Давай, парень, беги.