Штормовой пеленг

— Чигринов, я тебя куда послал! — окликнул Славку боцман Гайдабура. Жилистый, подвижный, он держал в руках металлическую свайку для сращивания стальных тросов.

— Иду, иду, — недовольно ответил Славка.

— Он идет! Полюбуйтесь на него! — обратился боцман к водолазам. — Ты ползешь как камбала, а не идешь. Так ты и в шторм будешь шевелиться?

Славка не ответил, а Гайдабура, наставительно подняв в зарубцованных шрамах и ссадинах обрубок указательного пальца, сказал:

— Если мы будем ползать, как ты, все суда в море потонут. Ты — скорая морская помощь. Вьюном вертеться надо, чтоб палуба под ногами дымилась. Ясно?

— Ясно, — с насмешливым видом ответил Славка.

— Раз ясно, иди выполняй приказ.

Боцман присел на комингс — железный порог, снял видавшую виды фуражку и вытер вспотевший, прорубленный глубокими морщинами лоб. Сквозь редкие волосы па макушке просвечивала лысинка. Пригладив волосы и помолчав в раздумье, он доверительно пожаловался:

— Что-то поясница у меня сегодня ноет. Шторм чует.

— На берег спишешься — синоптиком станешь, — улыбнулся Грибанов. — Или лектором в обществе «Знание». Вон какую лекцию закатил курсанту.

— Шутки шуткуешь, Семеныч, — вздохнул боцман. — Я берега боюсь, как черт ладана.

— Время подходит — не открестишься.

Боцман и водолаз разительно отличались друг от друга: один — нескладный, тощий, с длинным лицом и длинной кадыкастой шеей, другой — плотный, коренастый, с головой, вросшей в налитые силой плечи. И в то же время, как ни странно, они были схожи. Оба прокалены солнцем, продублены ветрами всех широт, просолены волнами морей- океанов, в обоих чувствовалась уверенность и знание своего дела. И теперь, когда они разговаривали, было видно, что они давным-давно спаяны единой судьбой, давно знают друг о друге все, как могут знать только люди, немало лет проплававшие вместе.

— Ну, испортил ты мне настроение. — Гайдабура сморщил и без того морщинистое лицо и признался: — Я берега и вправду боюсь. Всю жизнь на воде. По всем морям-океанам плавал, везде побывал. Вот только в Сандуны не сподобился. Ты бывал?

— Нет, — усмехнулся Григорий Семенович. Он давно знал заветную мечту боцмана — побывать в Сандуновских банях в Москве.

Маялся боцман ревматизмом, любил попариться, выгнать простуду.

— Говорят, лежишь, паришься, а тебе пиво подносят, раки, соленые бублики. Войдешь стариком, выйдешь — хоть женись. Сказка! — Гайдабура мечтательно прищурил глаза. — Так вот проживешь век и ничего не увидишь. — И вдруг заорал: — Посильней наноси удар! Посильней!

— Я не плотник, — огрызнулся Славка. Он рубил па корме бревно-коротыш для пластыря.

— Матрос на спасателе — особый матрос, — опять сел на своего «конька» Гайдабура. — Он и слесарь, и сварщик, и плотник. Мы — спасатели, мы все должны уметь.

Славка в сердцах так ахнул по бревну, что брызнули щепки.

— Попридержи удар! — вскочил Гайдабура. — Ты мне так весь материал изведешь.

— То посильней, то придержи. — Славка всадил топор в бревно и сказал усмехаясь: — Рубите сами, а я посмотрю.

— Ты как разговариваешь? — поразился Гайдабура. — Я тебе кто?

— Никто. — Славка вразвалочку пошел с кормы.

— Ну не-ет, — протянул боцман, растерянно глядя вслед Славке. — Нет. С этим акселератом я инфаркт схлопочу. Всего три дня на судне, а у меня уже сердце перебои дает. Что мне с ним делать?

— Наказать, — сердито ответил Григорий Семенович.

— «Наказать»! Он же капитанский сын.

— Плохо ты думаешь о своем капитане.

— Плохо я не думаю, но дело тут тонкое...

По судовой радиотрансляции раздался голос старпома:

— Курсанту Чигринову зайти в рубку!

Когда Славка поднялся в рулевую рубку, отец встретил его строгим взглядом.

— Если ты думаешь, что тебе все будет прощаться, то глубоко ошибаешься! Кто тебе позволил так вести себя на судне? Почему грубишь боцману?

Славка молча смотрел себе под ноги.

За эти дни Славка старался не попадать отцу на глаза. И теперь впервые они стояли лицом к лицу.

— Я к тебе не напрашивался, — буркнул Славка.

Алексей Петрович видел, как сын всеми силами старается сохранить независимость, показать, что выслушивает отца только в силу необходимости: капитан дает разнос — матрос должен слушать. Перед ним стоял насупленный угловатый юноша с длинными руками и тонкой шеей; над губой, однако, уже пробивался первый пушок.

— Учти, — предупредил отец, — я все равно тебя не снишу. Не надейся. В море пойдешь только на «Посейдоне». А за непослушание боцману будешь наказан. Боцманом же. Все! Иди!

— Константин Николаевич, — обратился Чигринов к старпому, — проследите, чтобы боцман наказал курсанта Чигринова.

***

Капитан Чигринов стоял возле открытого иллюминатора и курил. Он любил эти часы позднего вечера, когда работы па судах прекращались, стихал грохот, порт пустел. Хотя жизнь на причалах не прекращалась.

Капитан думал, что вот ремонт, слава богу, кончается и скоро в море, опять за настоящую работу, без которой он уже и не мыслил себя и по которой стосковался. Водолазы сменили винт, механики отремонтировали двигатель, осталось кое-что по мелочам.