Штурм

Размышления эти были ободряющи, они требовали быстрее переходить к делу. Лашу первому предстояло сказать о том, что нужно прекратить сопротивление, первому ступить на тонкий лед… О таких делах не советуются, дискуссии исключены. Микош, например, может выхватить пистолет. Он может! Генерал Микош считает себя героем Сталинградского сражения. Тогда он, будучи полковником, командовал оперативной группой на западном берегу Дона, сумел избежать котла, был щедро награжден. Он способен застрелить…

После мучительных колебаний Лаш все же попросил адъютанта пригласить генерала Микоша и старших штабных офицеров. И пока адъютант передавал приказание командующего, пока посыльные добирались до штаба дивизии Микоша и генерал со своим начальником артиллерии где ползком, где перебежками пробирались к убежищу коменданта гарнизона, Лаш обдумал, что надо сказать и как вести себя. Он увидел, что Микош выглядит более подавленным, чем его начальник артиллерии полковник Гефкер, и, убедившись, что эсэсовцы группами разошлись по важным, еще не захваченным русскими военным объектам, подготовленным к взрыву, решился говорить без опаски:

— Господа! — Лаш поправил на груди «Рыцарский крест». — Я больше не имею никакой возможности управлять войсками. То, что происходит в Кенигсберге, не бывало в истории, вы это отлично знаете. Если не прекратить бои сейчас, они прекратятся без нашего вмешательства через несколько часов, и последствия для войск гарнизона будут еще тяжелее. Я не говорю о капитуляции, но и за эти сказанные мной слова, вызванные исключительно беспокойством, думами о судьбе наших славных солдат, меня ждет лишение жизни. Что ж, я перед вами…

Напротив стоял Микош, чуть прикрыв серыми веками выпуклые глаза, — молчаливый, непроницаемый. Кто-то из офицеров тихо обронил:

— Давно пора бы так…

Его никто не одернул. Внутренне довольный, Лаш поспешил добавить с намеренным безразличием:

— Впрочем, если среди вас есть желающий взять на себя ответственность за Кенигсберг, я уступлю свой пост, буду подчиненным.

Таких не нашлось. Лаш облегчил их совесть. Молчал и Микош.

— Тогда не будем медлить и предпримем практические шаги, — сказал Лаш. — Назовите двоих парламентеров, приготовьте документ, удостоверяющий их право на установление контакта с командованием Красной Армии. Наше решение следует держать пока в секрете.

Слово «капитуляция» не произносилось, говорили о контакте, о приостановлении боев. Микош спросил:

— Документ подпишете вы, господин генерал?

— Нет. Зачем же? — поспешно и не сумев скрыть боязни, ответил командующий. — Контакт пойдет через вашу дивизию, с остальными постоянной связи нет. Вам и надлежит подписать. Сошлитесь на мое имя. Честь имею! — простившись, Лаш торопливо удалился в свою комнату, чтобы избежать неприятных вопросов и разговоров.

Микош, хмурый, с темным лицом, сказал одному из полковников:

— Я полагаю, вполне достаточно вашей подписи. Можете сослаться на меня. Честь имею! — и командир дивизии шагнул к двери.

— Прошу подождать. Я полковник генерального штаба, не могу, не вправе. Вот — начальник артиллерии вашей дивизии полковник Гефкер, являющийся и вашим заместителем, — лицо достойное. Я не против того, чтобы сослаться и на меня. Честь имею! — козырнул генштабист.

«Честь имевшие», высокие должностные лица прежде всего боялись подписать первый документ для переговоров о капитуляции.

Полковник Гефкер оказался смелее. Он сам для себя написал следующий документ:

Кенигсберг 9.4.45

В 16 час. 15 мин.

СВИДЕТЕЛЬСТВО

Полковник Гефкер дивизии Микош и переводчик зондерфюрер Ясковский имеют приказ коменданта крепости Кенигсберга генерала пехоты Лаш просить, чтобы был отослан парламентарий Красной Армии к коменданту крепости Кенигсберга.

Также прошу сейчас прекратить военные действия.

По поручению и приказу полковник Гефкер.

Все покинули кабинет начальника штаба Лаш, узнав, что первый шаг сделан, вздохнул с облегчением:

«Что ж, — рассуждал он, прячась по шею в глубоком, теплом кресле, — сражение проиграно. У противника все козыри. Крайне важно сохранить оперативную карту. Будущий историк, изучая ее, скажет, что генерал сдался не по слабости духа, он имел перед собой многократно превосходящие силы».

Будто на топографической карте, в учебной аудитории была разыграна военная операция, в которой он действовал безукоризненно, как блестящий полководец, но противник оказался сильнее; а потери и разрушения — понятия отвлеченные.

Свою же оперативную карту Лаш и сам не мог прочесть правильно — из-за скудности сведений о своих войсках и неточности пометок; будущий историк, взяв ее, истолкует, как захочет.

24