Шум падающих вещей

Проблема была в сумме: Лаверде нужна была куча денег, гораздо больше, чем люди обычно носят при себе, больше, чем можно снять за раз в банкомате. Так что приятели, пилот и фотограф, приняли следующее решение: они останутся в Географическом институте имени Агустина Кодацци, переждут в темной комнате или в помещениях для обработки, займутся разбором контактных копий, доделают отложенную работу, исправят ошибки в координатах, а около половины двенадцатого ночи направятся к ближайшему банкомату, чтобы дважды снять максимальную разрешенную сумму: один раз до полуночи и еще раз – после. Так они и поступили: перехитрили машину, несчастного робота, который не понимает ничего, кроме цифр. Так Рикардо обзавелся необходимой суммой.

– Все это мне рассказал Ирагорри. Это было последнее, что мне удалось найти, пока не выяснилось, что отец был не один, когда его застрелили.

– Пока вы не узнали обо мне.

– Да.

– Но мне Рикардо никогда не рассказывал об этой работе. Ни о картах, ни об аэрофотосъемке, ни о «Коммандере».

– Никогда?

– Никогда. И не то чтобы я не спрашивал.

– Ясно, – сказала Майя.

Ей было ясно что-то, что от меня ускользало. За окном гостиной уже обозначились деревья, силуэты ветвей нарисовались на темном фоне той долгой ночи, да и в доме вещи, окружавшие нас, уже начинали жить своей обычной дневной жизнью.

– Что вам ясно? – спросил я.

Майя выглядела уставшей. Мы оба устали, подумал я. И еще – подумал, что у меня под глазами такие же серые синяки, как у Майи.

– Когда Ирагорри приехал, он сел вот сюда. – Она указала на пустое кресло возле умолкнувшего музыкального центра. – Остался только на обед. Не попросил меня рассказать ему что-то взамен, не интересовался бумагами, которые остались от моей семьи. Не спал со мной, ничего такого. – Я опустил взгляд и почувствовал, как она сделала то же самое. Она прибавила: – По правде говоря, вы, друг мой, воспользовались ситуацией.

– Простите, – сказал я.

– Не знаю, как это вы не помираете от стыда.

Майя улыбнулась; в голубом утреннем свете я увидел ее улыбку.

– Я отлично помню: нам как раз принесли сок из луло[117], потому что Ирагорри не пьет, он добавил ложку сахара и стал не торопясь его размешивать, когда мы добрались до момента с банкоматом. И тут он сказал, что он, конечно, одолжил денег моему отцу, но вообще-то эти деньги ему были не лишние. И поэтому он спросил моего отца: послушайте, Рикардо, не обижайтесь, но мне нужно знать, как вы сумеете отдать долг. И отец, опять же по версии Ирагорри, ответил ему: об этом не беспокойтесь, я нашел работу и скоро получу хорошие деньги. Долг вам верну с процентом.

Майя встала с дивана, подошла к столику, на котором стоял музыкальный центр, и включила перемотку. Тишина наполнилась этим механическим шепотом, монотонным, как журчание воды.

– Эта фраза – как дыра, через которую все утекает, – сказала Майя. – «Я нашел работу, – сказал отец Ирагорри, – скоро получу хорошие деньги». Всего несколько слов – а как они переворачивают все внутри.

– Потому что мы не знаем.

– Вот именно. Мы не знаем. Ирагорри вначале не стал меня спрашивать, то ли из тактичности, то ли из робости, но в конце концов не выдержал. Что это могла быть за работа, сеньорита Фриттс? Помню, как он сидит тут, глаза отвел. Посмотрите, Антонио, – Майя показала на плетеную этажерку с четырьмя полками. – Видите вон те индейские фигурки?

На полке сидел человечек со скрещенными ногами и огромным фаллосом, а рядом стояли два сосуда в виде человечков с внушительными животами.

– Ирагорри уставился на них. Он не мог сказать это, глядя мне в глаза, у него бы смелости не хватило. Он сказал: «А ваш папа не был замешан в чем-нибудь странном?» «В чем, например?» – спросила я. А он, не отводя взгляда от фигурок, весь залился краской, как ребенок, и сказал: «Не знаю, не важно, какая уж теперь разница?» И знаете, Антонио, что я думаю? Именно это я и думаю: теперь уж какая разница?

Шепот перемотки затих.

– Послушаем еще раз? – спросила Майя.

Ее палец нажал на кнопку, мертвые пилоты снова заговорили вдалеке, посреди ночного неба, в тридцати тысячах футов над землей. Майя Фриттс повернулась ко мне, опустила руку мне на бедро, положила голову мне на плечо, и я почувствовал запах ее волос, в котором еще ощущался вчерашний дождь. Это не был запах чистоты, в нем слышались пот и сон, но мне он понравился, мне было уютно внутри этого запаха.

– Мне надо ехать, – сказал я.

– Точно?

– Точно.

Я встал и посмотрел в огромное окно. За утесами поднималось бледное пятно солнца.