Шум падающих вещей

Прохладный ночной воздух наполнился ее плачем, нежным и тихим, и пением первых птиц, и шумом, от которого происходят все звуки в мире. Шумом жизней, которые исчезают, проваливаясь в пустоту; шумом, с которым обрушился на землю, на Анды, рейс 965; шумом, который каким-то нелепым образом оказался и шумом жизни Лаверде, навечно связанной с жизнью Элены Фриттс. А моя собственная жизнь? Разве она в тот самый миг не устремилась к земле, разве не был тот шум шумом моего собственного падения, которое началось ровно в ту секунду, хоть я и не знал об этом? «Значит, ты тоже явился с неба. А с какой планеты?» – спрашивает Маленький принц у летчика, который потом расскажет его историю. Я подумал, что да, я тоже упал с неба, но моему падению не было свидетелей, от него не осталось черного ящика, как и от падения Рикардо Лаверде: такие технологии – чрезмерная роскошь для человеческой жизни.

– Майя, как так вышло, что мы с вами это слушаем? – спросил я.

Она молча посмотрела на меня – в глазах слезы, на губах горечь. Я решил, что она не поняла.

– Я имею в виду… Как к вам попала эта запись?

Майя глубоко вздохнула.

– Он всегда любил карты, – произнесла она.

– Что?

– Карты, – повторила она. – Он всегда любил карты.

Рикардо Лаверде всегда любил карты. Он всегда хорошо учился, в школе был одним из первых учеников, но лучше всего ему удавались географические упражнения – рисовать карандашом, пером или капиллярной ручкой на кальке или на вощеной бумаге. Рисовать карты Колумбии. Ему нравилась внезапная прямизна амазонской трапеции, мягкий изгиб тихоокеанского побережья, похожий на лук без стрелы, он мог по памяти изобразить полуостров Ла-Гуахира и с завязанными глазами без раздумий воткнуть в карту булавку на месте Колумбийского массива, как другие умеют приделывать хвост ослу[116]. За всю свою школьную жизнь Рикардо получал выговоры за поведение, лишь когда класс рисовал карты: он быстро заканчивал свое задание, а в оставшееся время рисовал карты одноклассникам за пятьдесят сентаво, если проходили административно-политическое деление Колумбии, или за одно песо, если речь шла о гидрографической карте или о карте климатических зон.

– Зачем вы мне это рассказываете? – спросил я. – При чем тут это?

Вернувшись в Колумбию после девятнадцати лет в тюрьме, он принялся искать работу и, конечно, начал смотреть в сторону самолетов. Он стучался в разные двери – аэроклубы, летные курсы – но все двери оказались для него закрыты. И вдруг его озарило: он обратился в Институт картографии имени Агустина Кодацци. Рикардо сдал экзамены и уже через две недели пилотировал двухмоторный «Коммандер 690А», экипаж которого состоял из капитана, второго пилота, двух географов, двух техников и затейливого оборудования для аэрофотосъемки.

Вот чем он занимался в последние месяцы своей жизни: вылетал ночью из аэропорта Эль-Дорадо и бороздил колумбийское воздушное пространство, а тем временем камера в задней части самолета делала снимки 23 на 23, которые после основательной обработки в лаборатории и каталогизации должны были оказаться в атласе, из которого тысячи детей узнают, как называются притоки реки Каука и откуда начинается Западная Кордильера.

– Может, и наши дети будут когда-нибудь по такому учиться, – сказала Майя. – Если у нас будут дети.

– Они будут учиться по фотографиям Рикардо.

– Так приятно думать об этом, – сказала Майя. И добавила: – Папа очень подружился со своим фотографом.

Его звали Ирагорри, Франсиско Ирагорри, но все называли его Пачо.

– Тощий такой, примерно нашего возраста, с младенческим личиком: румяные щечки, вздернутый носик, на лице ни волоска.

Майя нашла его и пригласила в Лас-Акасиас в начале 1998-го года. Он рассказал ей, как прошла последняя ночь Рикардо Лаверде.

– Они всегда летали вместе, после полета выпивали по пиву и расходились, а через две недели встречались в институтской лаборатории и вместе работали над фотографиями. Точнее, Ирагорри работал, а мой отец наблюдал за ним и учился. Проводить фотоконтроль. Анализировать снимки в 3D. Использовать стереоскопический визир. Отец радовался всему этому, как ребенок, сказал мне Ирагорри.

За день до гибели Рикардо Лаверде пришел в лабораторию поговорить с ним. Было уже поздно. Ирагорри догадался, что это не рабочий визит. Ему хватило пары фраз и пары взглядов, чтобы понять, что пилот хочет попросить у него денег взаймы: ничего нет проще, чем предугадать просьбу о финансовой помощи. Но он и предположить не мог, зачем эти деньги Лаверде: тот собирался купить пленку, запись черного ящика самолета. Лаверде объяснил Ирагорри, о каком рейсе идет речь и кто там погиб.

– Деньги нужны были для чиновников, которые пообещали раздобыть запись, – сказала Майя. – Видимо, не так уж это и сложно, если у тебя есть связи.