Шумерский лугаль

Шуруппак постоянно находился под чьей-либо опекой, как мягко называли взимание дани. У этого города-государства в подчинении не было ни одного городишки, только несколько деревенек. Отсутствовал и лугаль, потому что сдавались быстрее, чем начиналась война. Сейчас Шуруппак «опекал» соседний Ниппур.

— Нет, он не будет командовать тобой. Мы пойдем тремя колоннами, каждая под командованием своего лугаля. Если не хочешь идти сам, пошли кого-нибудь другого, — объяснил Мескиагнунна.

— Командовать он не будет, но расскажет всем, что именно благодаря ему и выиграли сражение, — подсказал я. — В итоге мы сделаем дело, а слава достанется ему. Нет уж, пусть идет сам. И тебе не советую присоединяться к Гильгамешу. Если поход окажется неудачным, виновником будешь объявлен ты.

— Я не смогу отказаться. Мои воины узнали, какую богатую добычу ты привез из страны гутиев, и хотят такую же, — признался он.

Я сделал вид, что поверил Мескиагнунне. Мои разведчики доносили, что он намертво закрепился под каблуком жены, которая обожала своего старшего брата Гильгамеша и при каждом удобном случае ставила его в пример мужу.

— Возьми в поход только тех, кто думает, что у семитов можно захватить такую же богатую добычу, как в Эшнунне, — насмешливо посоветовал я.

— Я так и сделаю, — ухмыльнувшись, ответил Мескиагнунна.

Остаток зимы я занимался возведением крепостных стен и зданий самого разного назначения. Строительных материалов было много, строителей — еще больше, денег и вовсе немеряно, так что работы кипели. Благодарные жители Лагаша или просто холуи соорудили несколько стел, на которых я изображен несущим на голове корзину с глиной. По их мнению, это должно было обозначать мое непосредственное участие в стройках. Да, здесь принято носить грузы на голове, но не корзины с глиной, потому что содержимое будет высыпаться. Я указал на ошибку, но мне тут же возразили, что несу не глину, а кирпичи. Разве что мне эту корзину с кирпичами поставили на голову другие, потому что одному поднять ее очень трудно.

69

Как я и предсказывал, Гильгамеш одержал блестящую победу над семитами. Правда, ему пришлось быстро отступить с поля боя (злые языки назвали это трусливым бегством), но зато врагов перебили множество. Один только Гильгамеш заколол копьем пару сотен. Убил бы и больше, если бы семиты догнали его. При этом энси Урука мог бы погибнуть, если бы необдуманно полез спасать своего зятя Мескиагнунна, препаршивейшего полководца, который не сумел вовремя отойти, продолжил сражаться и позорно попал в плен. Теперь это ничтожество требует от Гильгамеша выкупить его из плена по безумной цене, заломленной семитами. Невиданная наглость!

Я не собирался освобождать Мескиагнунна. Считаю, что выкупать пленных нельзя, иначе их будут захватывать снова и снова, и цена будет постоянно расти. Может быть, думаю так потому, что ни разу не попадал в ситуацию, когда моя жизнь зависела бы от выкупа. Узнав от жены, которой написала ее мать Нинбанд, сколько хотят за освобождение Мескиагнунны, я посочувствовал, но давать золото отказался. Я предупреждал деверя. Послушал жену, которая умнее меня — пусть она и выручает. У меня были другие планы на лето. Пришлось их поменять после приезда Нинбанды.

Вдова выглядела совсем старухой, хотя ей было всего сорок пять лет. Женщины в этих местах и в будущем будут созревать быстро и увядать еще быстрее. После тридцати они уже выглядят старыми. Происходит это как-то внезапно. Вроде бы только вчера была молодой, цветущей женщиной, а сегодня ее будто подменили. Я не видел тещу несколько лет, поэтому удивился произошедшими с ней переменами в худшую сторону. К морщинам добавились густые черные усы, из-за чего мне все время казалось, что разговариваю с мужиком, у которого высокий, женский голос. В разговоре со мной теща ни словом не обмолвилась о главной цели своего визита. Якобы приехала внуков повидать.

За нее все сказала ночью Иннашагга. Мы лежали в большой комнате в новом дворце, стены которой были оббиты панелями из красного дерева, на широкой кровати, изготовленной из тиса и застеленной пуховой периной и льняной простыней. Эти мои нововведения стали модны у богатых лагашцев и, говорят, не только. Воздух был наполнен сладковатым ароматом недавно потушенных, восковых свечей, которые я научил делать местных мастеров. Мы только что позанимались любовью, и удовлетворенная Инна прижималась ко мне, я чувствовал ее теплое дыхание, скользящее по моей еще не остывшей груди.

— Мать не переживет, если Мескиагнунна погибнет. Если его жена родит девочку, а жрецы говорят, что так и будет, то начнется смута за власть в городе. Одни хотят, чтобы правил ты, другие позовут Гильгамеша, третьи захотят кого-нибудь из своих, никак не связанного с нашим родом. Кто-то распускает слухи, что наш род проклят: отец и Ааннепадда погибли, Мескиагнунна в плену… — тихим голосом и с жалобными нотками сообщила Иннашагга.

— Я его выручу, а он опять послушает жену и попадет в плен, — возразил я.