Шуты и скоморохи всех времен и народов

Уилл Саммерс вместе с Пучем спустились в погреб кардинала и нашли там несколько пустых винных бочек, а одна из них показалась им крайне тяжелою, тогда они пробуравили ее сбоку и увидели, что она была битком набита червонцами.

Генрих VIII, крайне алчный до денег, тотчас же приказал сделать осмотр кардинальского погреба и бочку с золотом взял себе. Кардинал никак не мог утешиться и забыть такой утраты, и как говорят, это и было впоследствии одной из причин его опалы, которая и сократила его дни.

Уилл Саммерс был вообще человек неглупый и с добрым сердцем. Он никогда не пользовался своим сильным нравственным влиянием на короля для личных выгод. Он осыпал сарказмами и насмешками только гордых, корыстолюбивых и развращенных придворных. Что особенно делает честь Уиллу Саммерсу, так это его неутомимое ходатайство у короля о помиловании своего прежнего господина Ричарда Фермора. Но шуту удалось добиться этого помилования незадолго до смерти Генриха VIII.

Германские императоры и принцы также содержали шутов при своих дворах. Этот обычай, если верить словам Вольтера, продолжался в Германии долее, чем в других государствах.

В числе тех, которые имели при себе постоянных шутов, необходимо упомянуть императора Фридриха III, прапрадеда Карла V. Этот император умер в 1493 году от расстройства желудка, а между тем он всю свою жизнь устраивал общества умеренности, в которых всегда председательствовал сам. В 1452 году, во время пребывания императора в Венеции, его шут бросил на пол и разбил целую полку очень ценного хрусталя. Фридрих заметил на это, засмеявшись, что если бы на полке вместо хрусталя было серебро или золото и также разбилось бы в дребезги, то можно было пользоваться и этими обломками, тогда как хрусталь никуда более не годится и его следует выбросить.

Иногда случалось, что и сами императоры, и принцы Священной Римской империи германской нации брались за роли шутов и поражали всех своими выходками и остроумием. К таким императорам принадлежал Максимилиан I, сын Фридриха III; кроме того, упомянутый император был очень беден и всегда нуждался в деньгах; у него, как говорят, не было даже на смену второй пары верхнего платья. Итальянцы называли его Максимилианом-без-гроша-денег. Этому государю принадлежит также изобретение знаменитой матримониальной политики, которая так быстро и значительно обогатила Австрию от пятнадцатого до восемнадцатого столетия[77]. Максимилиан был очень алчен до денег; однажды евреи, поселившиеся в Вормсе, поднесли ему корзину с золотыми яйцами, тогда император приказал заключить их в тюрьму, потому что, как он сам выражался, хотел приберечь курочек, которые несли такие прекрасные яйца. Конечно, такая черта достойна только Брюске и ему подобных. Остроумие Максимилиана еще выразилось и в следующем наблюдении; однажды он сказал своим приближенным: «Король испанский царствует над людьми, его подданные повинуются во всем, что находят справедливым. Король Англии правит ангелами: его подданные ему повинуются охотно, потому что он желает им блага. Я же лично король всем королям, мои подданные повинуются мне тогда только, когда им это нравится. Король Франции – это король ослов; его подданные сносят и переносят все, что ему вздумается на них навьючить».

Небольшие дворы в Германии, как светских, так и духовных правителей, формировались по образцу императорского двора, стараясь с ним сравняться. Конечно, и при этих дворах были шуты. Лафонтен совершенно справедливо сказал:

«У каждого принца есть свои посланники. Каждый маркиз хочет иметь пажей». Если бы Лафонтен жил в Гейдельберге, вместо того чтобы жить в отеле госпожи де ла Саблер, то он, вероятно, ничего не изменил бы в этом двустишии. Курфюсты, графы Палатинские, отличались также вкусом и любили блеск и великолепие; они хотели сделать из Гейдельберга немецкий Версаль и держали также шутов. Из них особенно был известен Перкео, шут курфюста Карла Филиппа; ему поставлена статуя, грубо вырезанная из дерева; эта статуя помещена против знаменитой Гейдельбергской винной бочки, которая содержала в себе 140 000 литров вина. Место для памятника Перкео выбрано очень удачно, так как шут не ложился спать, прежде чем не выпивал от 18 до 20 литров вина.