Шуты и скоморохи всех времен и народов

Революция 1789 года унесла как и придворных шутов, так и шутов знати, вместе с другими учреждениями старого режима. Но все же революция не в силах была искоренить у человека побуждение к смеху, который так свойственен природе человека, а еще более природе француза.

У шутов явились и свои преемники. Во времена Директории одинаково жаждали развлечений и удовольствий, как и в предыдущие века. Явились карикатурные наряды, разные кривлянья, условные маскарадные костюмы и выходки золотой молодежи клуба Клиши. Маскарадные костюмы изображали типы из народа (Pantalon или Gilles) и Директории (Mizelin). Весь этот жаждущий веселья люд находил самое радушное гостеприимство у Тальена и Барраса. Появились и модные красавицы, из которых особенно была замечательна Тереза Кабаррус[72]; она часто одевалась в греческий костюм, который едва прикрывал ее наготу.

Это было самое счастливое время для шутников, забавлявших общество, для авторов, сочинявших разные шуточные рассказы; но в особенности повезло разным мистификаторам. Но, однако, изобретение подобного рода развлечений не принадлежит собственно этим людям. Еще в семнадцатом столетии поэт Сантейль[73] и некоторые из придворных аббатов восемнадцатого века прославились различными шутками; самая лучшая из них показалась бы нам теперь очень дурного вкуса. Эти традиции были возобновлены и в девятнадцатом столетии Гримо де ла Реньером и Ромье[74]. В них-то и следует искать продолжателей официальных шутов и их легионов забавников, которых так дорого ценили вельможи прежнего режима.

VIII

Шуты в Англии, Германии и Италии. – Шуты у некоторых африканских племен.

Придворные шуты не составляли исключительное явление при французском дворе; шуты были в древнее время и в Средние века при всех дворах не только Европы, но и в других частях света: так, мы видим шутов при дворе индийских раджей и в резиденциях владетельных князей Средней Африки.

При дворе английских королей также были шуты, как и при дворе французских королей. За неимением других, более веских доказательств для подтверждения этой истины, мы пока удовольствуемся напоминанием сцен из «Короля Лира» Шекспира, в которых последний изображает шута этого несчастного короля. В этой части драмы поэт выводит на сцену обычаи своего времени или обычаи недавно минувшего времени. Король Лир любит своего шута, который постоянно следует за ним; между тем как дочери короля и его подданные покинули несчастного. Шут говорит со своим королем с самою трогательной нежностью. Он называет его «мой мальчик», «мой друг», «мое дитя». В сущности, этот шут был нечто вроде философа-эпикурейца и скорее скептика, чем настоящего шута. Он постоянно выражается, как-то отрывисто, часто употребляет разные пословицы и поговорки и старается показать королю все вещи в их настоящем свете. Он вполне сочувствует своему государю, старается подбодрить его своими речами, полными здравого смысла; иногда своими шутками он пытается рассеять печаль короля Лира. Этот шут нисколько не напоминает ни Трибуле, ни Брюске.