Как-то рано утром государь и князь вышли осмотреть достроенный уже фундамент и увидели, что Балакирев с аршином и циркулем в руках ходил по начатому зданию и с весьма важным видом что-то мерил и, по-видимому, сам с собою о чем-то рассуждал.
Государь подозвал Балакирева к себе и спросил:
– Давно ли, шут, ты стал землемером и что ты такое измеряешь?
– Землемером я, Алексеич, стал с тех пор, как по земле хожу, а что измеряю, ты сам знаешь.
– Что же это такое?
– Землю.
– Зачем?
– Да мне хочется вычислить по этому фундаменту, сколько займет земли Данилыч, когда умрет.
Государь улыбнулся, а князь Меньшиков поморщился.
Однажды государь, возвратясь из Адмиралтейства, был очень сердит, а императрице было нужно переговорить с ним о чем-то серьезном. Балакирев, узнав о желании царицы, в то же время выдумал средство развеселить царя, хотя бы это было с ущербом [для] собственного здоровья.
Шут вошел в кабинет государя и начал играть с его любимым котом. Рассерженный царь приказал Балакиреву выйти, но последний продолжал игру, затеянную с котом. Петр Великий схватил трость и побежал за Балакиревым, но шут ускользнул от первого удара, вдруг упал на землю и закричал:
– Лежачего не бьют, Алексеич, это твой указ, и ты первый должен исполнить его.
Государь, как ни был рассержен, но, видя валяющегося у своих ног Балакирева, который при этом случае сделал самую умильную рожу, не мог удержаться от смеха.
Гнев императора мало-помалу утих, и государыня могла переговорить со своим супругом.
Однажды Балакирев сказал Петру Великому:
– Пожалуй мне, Алексеич, на нужду десять рубликов.
– А не ты ли говорил, – возразил царь, – что деньги дуракам и умным не нужны.
– Правда; да ты только дай, а там я тебе докажу, что Балакирев не врет.
– Возьми и доказывай!
– Мы, умные и дураки, нужды не имеем потому, что нам в нужде всегда помогут, что и ты, царь, теперь сделал; а деньги нам также не нужны, потому что всегда можем их взять у богатых.
– Ты, кажется, прав, – сказал Петр Великий, – возьми свои деньги и убирайся вон.
Император однажды спросил у Балакирева, стоявшего в задумчивости у печки:
– Почему ты так сегодня печален, шут?
– Моя жена, Алексеич, очень больна.
– Что же болит у нее? – спросил Петр Великий, всегда принимавший участие в болезни каждого и готовый на помощь страждущему.
– Зуб, государь! – отвечал Балакирев.
– Так скажи ей, чтобы она его выдернула.
– Я уже говорил ей об этом, но только она такая упрямая, что никак не согласится. Разве, Алексеич, потрудишься ты?
– Пожалуй, изволь…
И в ту же минуту Петр Великий взял из своего бюро хирургические инструменты и щипцы и отправился к Балакиреву.
Жена Балакирева встретила государя с неизъяснимою радостью.
Когда царь стал советовать ей выдернуть больной зуб, то она начала уверять, что зуб у нее не болит, так как действительно он у нее не болел, а Балакирев обманул государя.
В это время вошли два гвардейца, схватили мнимую больную и посадили ее на стул, а Петр Великий, бывший, как известно, очень хорошим хирургом, тотчас выдернул у нее зуб, который начал гнить.
Царь, выдернув зуб, тотчас же ушел.
– Вот тебе мое наказание, – сказал Балакирев, обращаясь к жене после ухода императора. – Знай, что всегда буду то же с тобой делать, если ты не будешь меня слушаться.
Жена Балакирева после этого случая стала слушаться мужа и не надоедала ему больше своими капризами.
Раз как-то у князя Александра Даниловича была ассамблея. На ассамблею явился какой-то человек в старинном боярском кафтане и шапке из заячьего меха, а его шелковая борода зеленого цвета спускалась почти до пояса. Это был Балакирев. Повернувшись к царю, бывшему тогда на ассамблее, он повалился ему в ноги. Известно, что Петр отменил этот обычай – кланяться в ноги царю при встрече с ним. Отменяя такой обычай, император сказал:
– Я хочу поставить мой народ на ноги, а не заставлять его при мне валяться в грязи.
Балакирев, упав в ноги царю, воскликнул:
– Великий государь! Бьет челом твой нижайший и подлейший раб, боярский сын Дормидошка, по прозванию «пустая голова».
– Не по форме просишь! – закричал на шута Апраксин.
– Не по форме? – удивился Балакирев. – Сила не в форме, каравай и без формы хорош. Матушка сила меня и без формы с ног сбила.
Все захохотали.
Между тем шут встал и, проговорив формальное начало просьбы, продолжал:
– Пункт первый – укажи, государь, песню спеть. Пункт второй – и спел бы, да голосу нет. Пункт третий – был у меня голос, да сплыл – князь Александр Данилович оттягал, от того у него и голос гораздо громче моего стал, как закричит, так все его и слушаются; а я закричу, так только один дурак Балакирев меня слушается, одному ему страшно. Никто не хлопочет, а всяк надо мною же хохочет.
На этой же ассамблее у князя Александра Даниловича Меньшикова был также один из присутствовавших, какой-то коллежский советник, который, желая подшутить над Балакиревым, сказал:
– Ну, спой ее без голоса!
Этот чиновник был совершенно лысый.
Шут взглянул на него и спокойно отвечал: