Шведское солнце и пармезан

И в ту же секунду автобус трогается с места. За рулем сидит Флора, а Паула взяла на себя роль гида. Вскоре они покинули Орегрунд, и по обеим сторонам дороги потянулись поля. Колеса подпрыгивают на ухабах, и стекла вибрируют. О господи. Расмус пытается не думать о том, сколько он выпил вчера, но алкоголь все равно дает о себе знать. Его мозги, как обычно совершенно безучастные к еде, словно зацикленные, крутят одни и те же картинки: Соаве, соаве, соаве, соаве, пиво, пиво, джин-тоник, пиво…

Давно он так не напивался. В доме Карины всегда хватало вина; в этом отношении сестра с мужем немножко похожи на европейцев, и редко когда их ужин по четвергам обходится без бутылки красного. Но Расмус никогда не выпивал больше одного бокала. Потягивал себе потихонечку, мурлыкая от удовольствия. В последние два года он чувствовал себя слишком уставшим. И еще ему кажется, что он избегал спиртного, потому что боялся, что тогда эмоции возьмут над ним верх. Если он станет пить в таком состоянии, как у него. Все краны тогда откроются. А Расмус хочет держать их закрытыми.

Он искоса поглядывает на Хильду. Стекло с ее стороны немного опущено, и ветер треплет ее светлые волосы. У нее очень красивые волосы. И выглядят такими мягкими. Так и хочется накрутить прядку на палец. Заметив, что он смотрит на нее, она улыбается. Крохотная улыбка, которую никто, кроме него, не видит. После чего ее взгляд снова возвращается к полям.

Расмус вспоминает сегодняшнюю ночь, как они лежали на нагретых солнцем скалах у моря. И как он поцеловал ее. Это был не страстный требовательный поцелуй, а мягкий и нежный. Их губы соприкоснулись и замерли. Он заглянул ей в глаза. От этого прикосновения что-то шевельнулось в нем. В трусах, уж точно. Но и в душе тоже. Скалы вдруг перестали казаться горячими. Он внезапно замерз и покрылся мурашками. Потом сел и сказал, что, наверное, пришло время возвращаться в пансионат. Пока остальные их не хватились.

И они покинули скалы, но по дороге домой он больше не держал ее за руку.

– Андерс! Привет! Как дела дома?

Расмус вздрагивает и выходит из транса – Карина рядом с ним разговаривает по телефону. Его охватывает нестерпимое желание сунуть в уши затычки. Голова раскалывается, и все, чего ему хочется, это немного поспать.

– Что ты сказал? Да, у Юлии сегодня вечером занятия по балету. Чего? Разве юбка не там же, где и всегда? В ее гардеробе?

С полей доносится запах удобрений, и Расмуса уже в который раз наполняют воспоминания о том, как он колесил по всей Швеции со своим коллективом. Постоянно на колесах, постоянно в пути.

– В ее гардеробе, а не в моем, Андерс! Я не держу в своем балетных юбок!

Получилось бы у меня снова этим заниматься, думает Расмус. Стоять на сцене и петь? Однако при одной лишь мысли о том, чтобы снова выйти на сцену, его замутило. Наверное, он не справится, у него развилась боязнь сцены. Вспомнив то, что он провел добрых шесть сотен вечеров на различных сценах, ему показалось, что он скончается на месте, если снова на них выйдет. Заработает инсульт. Или же просто потеряет сознание.

– Дорогой, я знаю, что ты слепой, но, надеюсь, ты в курсе, как выглядит балетная юбка. Что ты сказал? Нет, это мое свадебное платье. Да, они малость похожи.

Иногда Расмус скучает по музыке. Скучает по творчеству, по тем временам, когда он сидел с тетрадкой и ручкой и сочинял новые песни. По большей части в них пелось об одном и том же – о шведских летних ночах, о любви, о том, чтобы держать кого-то за руку – в общем, о том, что нравится любителям танцев. Может, это и не Ульф Лунделль. Но все же с сотню песен наберется.

– Можно я поговорю с Юлией? Прямо сейчас? Привет, старушка, ты что, правда не помнишь, куда положила свою юбку? Нет, я не могу вернуться домой, чтобы помочь тебе с ее поисками. Лучше попроси папу вырезать тебе что-нибудь из простыни. Да, он правда твой отец. Да, сожалею, но ничего не поделаешь.

Наверное, мне стоит снова начать петь, думает Расмус. Хотя бы ради себя. И для того, чтобы когда-нибудь снова иметь возможность выйти на сцену. Пусть даже не обязательно солистом. «Розы Расмуса» не единственная альтернатива. Возможно, я мог бы начать выступать с другим коллективом. Во всяком случае, это будет проще, чем взваливать на себя роль солиста. Если, конечно, мой голос еще при мне. Что происходит, если ты пел всю жизнь, а потом внезапно замолчал? Вдруг мой голос больше никогда ко мне не вернется? Вдруг я возьму в руки микрофон, открою рот и не смогу издать ни звука?

– Дамы и господа, мы приближаемся к точке нашего назначения!

Паула вскакивает со своего места, и Расмус выныривает обратно из своих мыслей. Вся группа с любопытством смотрит в окна. Все, кроме Карины. Она наконец-то перестала вопить по телефону и теперь с широкой улыбкой смотрит на Данте, который сидит на несколько рядов позади. А он смотрит на нее. Они глядят… друг на друга. И улыбаются. О боже. Что происходит? Расмус стукает сестру по плечу.

– Ай! Чего тебе? – огрызается та.

– Лучше в окно посмотри.