Сибирь: счастье за горами

…Я когда за ём пошла, всю Ку́ту переплыла. Ну рыбу, мясо добудут – солят, а потом выплавляют в Усть-Кут[50]. Там райсо… как его? был. Вот туда сдавали. Сохатых набьют. Медведе́й… Или вывозят на лошади, в турсука́х[51]. Лошадь одна была. Олене́й много было, ма́леньки таки́ ростиком. И вот оне сюда, где сейчас Азовский, выезжали на них. Там домов-то не было тогда. Ну привяжут олене́й, а так их отпусти – оне убегут. А в Каза́рки приезжали – тут Никихоровна с Иван Лавреновичем, первый дом стоял. У них Варя была, дочка; но это за вторым (мужем. – А.А.). Это не его была дочка, Варя-то! А потом у него Катя и Аня, две. Две дочки. И вот тунгусы́ приезжали к ним в гости. Жили, потом уезжали. Митрий-то когда пришел из армии – тут-то, у Никихоровны, мы и познакомились с нём…[52]

– А где он в армии служил?

– Да бог его знает! Щас помню, думашь? В армии был, он же раненый.

– Это на войне?

– Да. Вот война, вот тогда призвали. Там его ранило: оне в окопах сидели… Потом он полз. Там рожь была посеяна, вот он потуда. По пашне. Выполз на дорогу. А как раз ехали, забирали раненых. Пара лошадей, бричка или как там. Телега. Большая такая. Оне его сгребли. Глаз у него раненый был. И вот в спину, э́вот, и сюда вот (в шею. – А.А.) пуля вышла! Если бы не выполз, дак он бы погиб там, потому что взади уже ехали военные. Немцы. И вот его увезли, в госпиталь поло́жили. И он лечился там. Он же контуженный был, у него осколки в ногах были. Он хотел операцию сделать, к врачу здесь пошел, в Усть-Куте́-то. Врач ему сказал: «Но чё оне тебе, не мешают?» – «Дак так-то, – говорит, – это…» – «Ну и ходи с ними!» – говорит. Так и не стали вырезать. Так он и умер с ними…

– Они давали о себе знать, осколки?

– Но конечно! Оне же кололи. А он еще по тайге ходил. Да как еще ходил – бегал! Он же привык там. По тайге идет – где чё поставил, никогда не потерят. Придет на то же место! Тунгусы́ научили…

– И вот его комиссовали…

– Он в Каза́рки, в Старую деревню-то[53], стал приезжать. Ну, тунгусы́ же, оне вместе ходили. Оне меня знали. И пришли, и он пришел! «Пришел, – говрят, – сват – как с куста сломал!..» Я ишо не хотела за него, выгоняла. Целый год ходил. Потом раз – чё-то сделалось, и ушла с ём туда, на Белую-то! Жили в доме – вот как сельсовет-то, дак чуть поменьше. Там лето живешь, рыбачишь. Потом мужики выплавляют. Зимовья там были. Хлеб пекли. Печка в земле сделана. Вот яр такой. Вот так выкопано. Ну и труба поставлена. Заслонка. Вот посадишь, закроешь – и хлеб хорошо пекётся. Пирожки. Я-то, когда приехала, стала. А эти и говрят: «Ты ишо пе́кчи умеешь?!» Я говорю: «Я всё умею! И хлеб, и пирожки…»

Но я там чё? Лето прожила, потом зимой выехала в Казарки, Николай-то родился. Чё там буду делать с ребенком? Он же маленький был, по тайге-то таскаться с ним. А вот годика два было – я туда, на Белую, с нём поехала. А потом нам надо на речку ехать, на Ку́ту, рыбачить. А на оленях же такие зыбки. Олень как поперся – и выкинуло (ребенка. – А.А.), потерялся, пошли его догонять! Потом Боблокин нас на лошади, куда надо было. Тунгусы́ же делали берестя́нки[54]. Вот на этой берестянке выплыли в Усть-Кут, с Усть-Кута́ домой приехали. Больше я там не была. Потом на работу устроилась. Вот где сейчас магазин-то взломанный, вот тут-то я работала – техничкой…

Бабка Варя, быстро и часто кивая, замолчала, видимо сбившись с мысли. А в это время на улице затарахтел двигатель и мимо зальных окошек проехала красная колесная «двадцатьпятка»[55] с поднятыми граблями.

– Кренёв сено поехал грести! Вчера два больших воза сделал, сёдни опеть возить будет! – со знанием дела сообщила старуха. И так же просто предложила: – Будешь морс пить? Свой, домашний. Валентина ставила. Возьми в кухне…

– Как тунгусы охотились? – немного погодя, попив из ведра кислого морса из красной смородины, спросил я у бабки Вари.

– Ну белок добывали, и хорьки раньше были. С собаками; капканы ставили. Там ловили еще – росома́ги. В речке-то. Дак вот оне ставят, оне же выходят…

– Ондатры?

– Ондаторы, да. Вот оне их ловили, ондаторов этих.

– Собак много было?

– У каждого по собаке. У Боблокина две было. Оне их проверяли. Когда растет, оне ее берут в лес: куда на чего она способна… А вот там рыба мне нравилась – сиги! У ней брюшки отрезаешь. Вкусные. Жаришь их. Наваришь. Потом хайрюза́. Один раз щуку поймали таку здоровую. Ну, много рыбы…

– Вы упомянули, как тунгусы хлеб пекли… Можете чуть подробнее?

– Они прямо в зо́лу выливали (квашню. – А.А.). Испекут, потом зо́лу убирают. И вкусный хлеб был. Или вот когда они ездят, они вот костер. Костер когда прогорит, зола́ горячая, хлеб подходит, туда его – бух! В эту зо́лу. И он поспевает. Не сгорает и ничё. Ешь! Вынут, вот так вот обдуют – и едят…

– Вы говорите, что тунгусы жили в избах… А чумов у них не было разве?