Сибирская эпопея

Myoxocephalus stelleri, Cryptochiton stelleri, Polysticta stelleri, Cyanocitta stelleri, Harrimanella stelleriana, Veronica stelleri, Artemisia stelleriana, терпуг Стеллера, сойка Стеллера, орел Стеллера, белый ворон Стеллера — множество растений и животных, свидетели нескольких часов, проведенных ученым на Аляске, благодаря которым естествознание сделало несколько мощных шагов вперед, и дань уважения науки к бесстрашному молодому гению. Среди неизвестных до сих пор птиц – белый морской ворон, которого нельзя было поймать, так как он гнездился на скалах.¹²³ Эту птицу больше никто никогда не видел. Другое открытие – белоголовый орлан, ставший знаменитым в качестве символа Соединенных Штатов Америки. Орел Стеллера строит свой дом, свое гнездо в 1,5 м диаметром на высоких скалах над водой. После Стеллера только двоим орнитологам удалось наблюдать этих птиц – и только на Аляске. Возможно, этот вид вымер. Сидя на берегу в ожидании лодки, которая должна была доставить его на корабль «Святой Петр», Стеллер корявым почерком наскоро набросал in vivo (на живую – лат.) первый в истории естествознания труд, посвященный Аляске. Америка осталась позади, но открытия не закончены. Самые удивительные ждали Стеллера в океане.

…и десять месяцев на необитаемом острове

На следующий день после поступления богатого урожая образцов Беринг, обычно сидевший в одиночестве в своей каюте, первым поднялся на палубу. Ни с кем не посоветовавшись, что было крайне необычно, он приказал готовиться к немедленному отплытию. Один из его помощников, Ваксель, заметил, что накануне удалось заполнить пресной водой всего 35 бочек и что еще 20 по-прежнему пусты. Но Беринг оставался непреклонен: он спешил вернуться в порт отплытия. Стеллер протестовал, говоря, что невозможно вот так запросто отказаться от более тщательного изучения прибрежной территории, от поиска местных жителей и от какого-нибудь символического жеста, который свидетельствовал бы о том, что представители России побывали на континенте. Беринг отвечал, что на борту уже достаточно трофеев, чтобы судить о сделанном открытии, и что с наступлением осени следует опасаться бурь и внезапных изменений в ветровом режиме, которые могут помешать кораблю благополучно добраться до порта. В тот день поднялся ветер нужного направлении, и Беринг не хотел упустить этот шанс. Видя его решительность, Стеллер сдержался от дерзких реплик, но излил свою язвительность в бортовом журнале. «Единственная причина столь поспешного отплытия, – записал он, – состоит в тупом упрямстве, в леденящем страхе перед горсткой невооруженных дикарей, и к тому же перепуганных гораздо сильнее, да еще в предательской подавленности и тоске по дому».¹²⁴

Тревожность, особенно сильно обуявшая Беринга в те дни, явилась, вероятно, следствием резкого ухудшения его здоровья. Измученный сделанными в последние годы титаническими усилиями, глава экспедиции испытывал нечто вроде депрессии: все представлялось ему в черном свете, во всем он чувствовал угрозу и старался ни во что не вмешиваться. Дело не только в нервах, возникли проблемы с печенью: капитан утратил аппетит и потому становился потенциальной жертвой цинги. Однако его опасения, связанные с ухудшением погодных условий, имели под собой реальную почву: такой опытный мореплаватель, как Беринг, опасался, что с похолоданиями начнутся туманы, представлявшие смертельную опасность для корабля длиной 30 м, медленно маневрировавшего в незнакомых водах. Природа быстро подтвердила опасения Беринга. На второй день липкий густой туман опустился на воду, что крайне затруднило продвижение на запад. «Святой Петр» двигался вдоль береговой полосы в надежде при следующем удобном случае пополнить запасы воды, но стараясь обходить небольшие островки и скалы. Он медленно шел вдоль побережья Аляски. К туману добавился непрерывный дождь, постоянно сопровождавший корабль. На борту вахта и впередсмотрящие трудились в изнуряющем режиме. Команде некогда выспаться и привести себя в порядок. Зловоние пропитало корабль. Шквалы участились, становясь все более и более свирепыми, и рулевой получил приказ повернуть к юго-западу, чтобы защититься от возможного столкновения с каким-нибудь подводным камнем. Все это тормозило продвижение. За 17 дней после отплытия с Каяка корабль преодолел только несколько сотен километров. Осталось всего 26 бочек воды, крайне мало, если иметь в виду, что до Авачинской бухты еще 1 500 км. Путь в открытых водах представлялся таким образом чистым самоубийством.