Сибирская эпопея

Некоторые алеуты бросились в воду, схватили веревку и начали тянуть лодку к берегу. Один из них сел в пирогу, дошел на веслах до лодки и встал борт о борт с ней. К ужасу Стеллера, алеуту протянули чарку с водкой. Следуя примеру русских, он выпил залпом, но тут же выплюнул. Казалось, он почувствовал себя обманутым. Ваксель предложил ему разожженную трубку, но несчастный тут же закашлялся. «Любой европеец также бы прореагировал, если бы ему предложили отведать мухомор или суп из гнилой рыбы, который камчадалы считают деликатесом», – заметил Стеллер, расстроенный бесчувственностью своих товарищей.¹³² Аборигены преподнесли гостям китовый жир. Их настолько заинтересовал переводчик-камчадал, похожий на них чертами лица, что они не хотели его отпускать. Чтобы выручить его, Ваксель приказал матросам стрелять из мушкетов в воздух. Звук выстрелов испугал алеутов, что позволило троице броситься в воду и спастись. Первая встреча между жителями Аляски и европейцами закончилась криками, жестами, на это раз мало дружественными, и летящими камнями.

Последовали два мучительных месяца. Осенние бури, одна лишь мысль о которых повергала командора в черную меланхолию во время пребывания в Америке, обрушились на корабль с силой, неожиданной даже для Беринга. Экипаж, ослабленный цингой, которая не пощадила никого, кроме Стеллера и его помощника, больше не в силах управлять «Святым Петром», мысли моряков «разболтаны», как «зубы в деснах».¹³³ Беринг отсутствует – в прямом и переносном смыслах. Как-то, зайдя в каюту, Стеллер нашел капитана с застывшим безумным взглядом и даже в первую минуту подумал, что тот умер. Корабль двигался по воле течения и штормовых ветров, его корпус и мачты трещали. Он носился по океану, направляясь то на юг, в открытое море, то обратно на восток, отматывая назад порой за несколько дней десятки километров, преодоленные с нечеловеческим трудом. Стеллер сообщает: «27 сентября. Мы попали в ужасную бурю. Волны бьют с такой силой, будто кто-то стреляет из пушки, и мы словно ждем рокового выстрела <…> 28 сентября. Буря обрушилась на нас с еще большей свирепостью. <…> 30 сентября. Стало еще хуже, хотя мы думали, что такого быть не может. Каждую минуту мы ждем кораблекрушения. Мы не можем ни лежать, ни сидеть, ни стоять. Никто не в состоянии заниматься своим делом. Мы во власти Господней. Многие наши, совершенно больные, лежат в глубине трюма. Другие держатся по необходимости, но, измученные бурями, мало что осознают. Мы постоянно молимся».¹³⁴

Хотя Стеллер полагал, что пришел его последний час, чувство долга и склонность к наблюдениям не оставляли его. Записывая события тяжелейших дней, он замечал, что был свидетелем двух явлений, ранее никогда не виденных. Речь идет об огнях Святого Эльма, которые мигали на наэлектризованной мачте, прежде чем исчезнуть в виде ярко мелькнувшей молнии. День за днем корабль плывет в северной части Тихого океана. Казалось, его может спасти только чудо. 18 октября список больных насчитывал 32 имени. Почти каждый день море поглощало тело очередной жертвы цинги и кровотечений. 31 октября, как записал Стеллер, умерло столько больных, что некому стало следить за курсом корабля.¹³⁵

4 ноября «Святой Петр» плыл почти безо всякого управления. Соленая вода в бочках стала зловонной, и ни у кого уже не было сил собирать дождевую влагу. Паруса порвались, веревки размокли, главную мачту сломал ветер, пушка от сильной качки пробила корпус и упала в море, пробоину кое-как забили досками. Горстка еще державшихся на ногах людей на палубе вглядывалась в горизонт, надеясь увидеть землю. Через восемь часов вдали внезапно возникли очертания гор. «Невозможно описать радость, охватившую людей на палубе», – записал Стеллер. Полуживые члены экипажа карабкались на палубу, чтобы увидеть землю своими глазами. Каждый благодарил Бога за милосердие.¹³⁶

* * *