Сибирская эпопея

Остров? Да, вопреки надеждам матросов и громким заверениям офицеров, это была не Камчатка. Остров, который теперь носит имя Беринга, – самый крупный из архипелага Командорских островов, о котором никто не имел ни малейшего понятия до тех пор, пока «Святой Петр» не встал у его берегов. Стеллер, предполагавший, что обретенная земля была островом, получил доказательства своей гипотезы, когда утром 7 ноября 1741 года, как он уточнил, «в приятную погоду», впервые ступил на эту землю. Как только люди высадились на дюны, поросшие чахлой коричневой травой, прибитой ветрами северной части Тихого океана, тут же показались голубые песцы, крайне заинтересовавшиеся появлением незнакомцев. Их было очень много, они, нисколько не испугавшись людей, смешались с ними и, вопреки лисьим привычкам и натуре, налетели на багаж и кожаные мешки, принялись тащить их, разбрасывать провизию, с кого-то стащили сапоги, с кого-то обувь, брюки, рукавицы, куртку – все, что не удалось отбить.¹⁴⁰ Стеллер, защищая свои нехитрые пожитки, орудуя ногами и палкой, задумался над поведением животных. Их поведение ясно указывало, что они никогда не видели людей, а следовательно, эта территория совсем не заселена или мало заселена. Не Камчатка! Он поражен тем, насколько эти животные отличались от обычных песцов дерзостью, хитростью и проказливостью.¹⁴¹ День за днем, очень медленно, рассчитывая свои силы, несколько членов экипажа, еще способных двигаться, выносят с корабля больных и размещают их в укрытиях, вырытых прямо в песке. Они укрепляют их выброшенным на берег плавником и застилают остатками порванных парусов. Заканчивалась первая неделя ноября, и все понимали, что впереди зима, грозившая стать страшной в этой голой и унылой местности. Нужно было действовать быстро, несмотря на слабость, поскольку «Святого Петра» со всем имуществом в трюме стоявшего на якоре, мог унести первый же шторм. Пока еще не выпал снег, следовало собрать дрова и запастись травами, чтобы попытаться спасти как можно больше больных цингой, медленно добивавшей свои жертвы. Записи в бортовом журнале передают атмосферу тех дней: 8 ноября умер Нил Янсен, 10-го пришел черед трубача Михаила Торопцова. 14-го в землянках, сооруженных из всего, что попало под руку, скончались еще четверо – едва их доставили на берег. 16-го умер Савва Степанов, 20-го – Марк Антипин, 21-го – Андрис Эзельберг, 22-го – Семен Артемьев. Побережье являло собой жалкое и страшное зрелище. Умерших не успевали хоронить. На них набрасывались песцы, подступали они и к больным, которые лежали на берегу и не могли защищаться, и нюхали их, как это делают собаки. Некоторые кричали, потому что очень мерзли, другие – от голода и жажды. У многих рот был так изуродован цингой, что они не могли есть, не испытывая сильной боли, их распухшие десны напоминали черные и коричневые губки, натянутые на зубы.¹⁴²

10 ноября командора перенесли из каюты в устроенную для него песчаную землянку. Глава экспедиции страдал не меньше других. Пожелтевшее лицо, синие пятна на коже, сильнейшая боль в суставах. Его осторожно вынесли на носилках, сначала на палубу, стараясь не спешить, поскольку свежий воздух был опасен для больных и часто сразу убивал их. Через десять дней из гамаков на берег перенесли всех членов экипажа. В принципе предполагалось вытащить на берег и корабль, чтобы починить его, – тогда на нем можно было бы вернуться домой. Но, кроме Стеллера и его помощника, на ногах оставалось только четверо. Стихия решила эту проблему: в конце ноября буря сорвала корабль с якоря и разбила о прибрежные скалы.