Сибирская эпопея

Как и во время экспедиции, главной темой Кеннана постепенно стало положение оппозиционеров и политических заключенных. Постепенно судьбы огромного числа мелких правонарушителей, ссыльных, ставших жертвами судебного произвола, бродяг, вынужденных скитаться и попрошайничать, скрываться и грабить, а также и закоренелых преступников, уходит на второй план, если не исчезают совсем. К сожалению, это произошло не только с Кеннаном, первым западным хроникером жизни исправительных учреждений, но и с другими, которые появятся уже в XX веке. Огромное население тюрем и каторги, страдавших в изгнании, оказалось фигурой умолчания. Судьба этих людей словно смешалась с судьбой жертв политических репрессий и растворилась в ней. Симпатии, которые Кеннан испытывал к попавшим под каток репрессий бунтарям и революционерам, которых он встречал на разных этапах их крестного пути, превратили его свидетельства сначала в защитную речь в пользу тех, кого угнетал режим, а затем и в обвинение против российских властей. Об этом говорит свидетельство Марка Твена, побывавшего на лекции Кеннана в Вашингтонском литературном обществе: «Если в этих условиях динамит – единственное действенное средство, – возмущенно воскликнул писатель, вскочив со стула, когда речь зашла о терроре в России, – тогда вознесем хвалу Господу за него!»⁸²

Кеннан выстраивал драматургию своей речи и тщательно продумывал эффекты. Он, конечно, был внимательным наблюдателем, не желавшим упустить ни малейшей детали, но не чуждался и чисто журналистских приемов. Так, чтобы подогревать внимание читателей и держать их в напряжении из месяца в месяц, он всячески дает понять, что полиция все пристальнее наблюдала за ним. Что он сильно рисковал, перевозя запрещенные бумаги. Что тюремное начальство всеми силами старалось отвлечь его внимание от ужасных условий, в которых содержались заключенные. Он находил и разные другие способы подчеркнуть трагичность сюжета и собственное мужество.⁸³ Однако изучение других свидетельств, в том числе дневника и переписки Кеннана, показывает, что, напротив, все без исключения официальные собеседники помогали ему и часто сами бесхитростно критиковали ужасные условия заключения во вверенных им учреждениях, поскольку заблуждались относительно намерений журналиста.

* * *