Сибирская эпопея

Товарищ Сталин, стоя перед тяжелым красным занавесом Большого театра, начинает свою речь с оправдания предвоенной военно-промышленной кампании. Он говорит, что без интенсивной индустриализации, без сознательных жертв, без форсированной коллективизации сельского хозяйства СССР не смог бы победить в войне. Напрашивается естественный вывод: и речи не может быть о смене курса. Программная речь Сталина – как приказ о наступлении, не оставляющий никакой надежды не только на передышку, но и на улучшение качества жизни. «Что касается планов на более длительный период, – заявляет вождь с трибуны, – то партия намерена организовать новый мощный подъем народного хозяйства, который дал бы нам возможность поднять уровень нашей промышленности, например, втрое по сравнению с довоенным уровнем. Нам нужно добиться того, чтобы наша промышленность могла производить ежегодно до 50 млн тонн чугуна (продолжительные аплодисменты), до 500 млн тонн угля [продолжительные аплодисменты] и до 60 млн тонн нефти (продолжительные аплодисменты). Только при этом условии можно считать, что наша Родина будет гарантирована от всяких случайностей (бурные аплодисменты)».¹

Сталин не случайно подчеркивает настоятельную потребность в энергоносителях. Советскому Союзу очень нужны нефть и газ, их никогда не бывает достаточно. Сама по себе колоссальная задача по восстановлению страны требует гораздо больше энергоресурсов, чем страна может произвести на данном этапе. План Маршалла, в соответствии с которым США оказывает помощь по восстановлению Западной Европы, также уделяет особое внимание энергоресурсам. Пятая часть выделяемой Европе поддержки должна идти на импорт американской нефти. Речь не только о том, чтобы восстановить нормальное жизнеобеспечение населения в послевоенные зимы, но и о том, чтобы противостоять давлению сочувствующих коммунистам профсоюзов шахтеров, непрерывные забастовки которых дестабилизируют работу новых правительств, в том числе во Франции. Естественно, СССР не включен в план Маршалла. Кроме того, он должен гарантировать поставки энергоносителей в свою новую зону влияния – восточноевропейские страны, некоторые из которых охотно воспользовались бы щедростью США. В частности, Румыния, Польша и Чехословакия добились от СССР гарантий поставок в обмен на выполнение требований Москвы.

По-настоящему осложняют ситуацию и первые признаки недоверия со стороны бывших союзников. Чувствуется приближение холодной войны. США производят более 240 млн тонн нефти, что на 20 % больше, чем до начала войны. к тому же они могут рассчитывать на гигантский потенциал своих новых должников на Ближнем Востоке, например, Саудовской Аравии. СССР же в 1945 году производит только 19 млн тонн. В 1941 году, на момент немецкого вторжения, он добывал 33 млн тонн. Поэтому смысл предвыборной речи Сталина предельно ясен. Но где же найти манну небесную, которая позволит восполнить этот угрожающий дефицит?

Сталин потребовал 60 млн тонн нефти – продолжительные аплодисменты. Однако самозабвенно аплодировали не все. Некоторые потрясены и застыли от ужаса. Среди них – министр нефтяной промышленности Николай Байбаков: «У меня, когда я это услышал, прямо волосы встали дыбом: откуда эти цифры?» – рассказывал он впоследствии. До войны СССР достиг уровня добычи 33 млн тонн, на что потребовались десятилетия. А теперь, когда измученной войной с фашизмом стране предстояло в короткие сроки восстановить разрушенные промышленность и сельское хозяйство, требовалось одновременно еще и поднять уровень производства нефти с 19 до 60 млн тонн?²

Николай Байбаков – плоть от плоти нефтедобывающей отрасли. Он родился в 1911 году. В семье белорусского кузнеца, приехавшего на заработки в Баку и устроившегося механиком в компанию братьев Нобелей. Николай Байбаков выучился на инженера по нефтепромыслам и сделал стремительную карьеру в конце 1930-х годов, когда начал занимать в отрасли ответственные должности. Именно в эпоху сталинских репрессий основной руководящий состав был заменен более сговорчивыми молодыми сотрудниками. Руководитель советской нефтедобычи с густыми бровями на круглом лице как свои пять пальцев знал возможности отрасли, которой руководил в военные годы, Еще лучше он знал пределы этих возможностей. Однако ему было прекрасно известно, что означала задача, поставленная лично Сталиным, пусть даже в предвыборной речи. Поэтому на следующий день он позвонил Лаврентию Берии, заместителю председателя Совета народных комиссаров, который курировал топливные отрасли промышленности. «Откуда у товарища Сталина такие цифры по нефти?» – печально спросил Байбаков, на что получил сухой ответ: «Не твое дело. Сталин сказал, теперь ты давай делай что угодно».³ Нужно найти эти 60 млн тонн.

* * *