Бейтон глянул на сопровождающих его всадников. Вот она, сибирская вольница. Красивое слово. Только ладить с вольницей совсем не просто. В отличие от московских людей, чины, род и прочее у них совсем не на первом месте. Важны личная сила и удаль, везение и… трудно и сказать, что еще. Тут важно, что человек смерти не ищет, но и не боится ее, постоянно находящуюся поблизости. Поставить, не раздумывая, свою жизнь на кон – вот для местных показатель «настоящего атамана». Без этого авторитет не заработаешь.
На первых порах отношения с казаками не ладились: Бейтон был для них ближником московского воеводы, чудным немцем. Несколько потеплели они к новому томскому капитану, когда тот навел порядок в государевых амбарах и, с разрешения воеводы, выдал казакам хлебное жалование, которое задолжала казна. А задолжала казна немало – не любили предшественники Ивана Васильевича Бутурлина платить казакам и стрельцам. Не случайно про того же Щербатова говорили, что в Томск он приехал на одном шитике, малой лодке, а возвращался на пяти стругах. Бейтон было собрался просто раздать жалование казакам, но уже уезжавший Отто спас его от этой оплошности. Жалование следовало передать казачьим начальникам; в противном случае он нажил бы себе непримиримых врагов. Об этом и намекнул ему друг. Попрощались тепло.
– Мне жаль расставаться, Альфред, – с улыбкой проговорил фон Менкен. – Но я должен испытать свою планиду до конца. Может, мы еще свидимся здесь или в Европе. Вы первый человек, с которым я смог близко сойтись после моих приключений в Бранденбурге.
Они обнялись. Отто вскочил на коня и поспешил за казаками, направляющимися в Енисейский острог – как говорят, невероятно богатый пушниной. Бейтон же вернулся к своим обязанностям в Томске, с трудом и очень не быстро внедряясь в новую жизнь.
Да, отношение к Бейтону потеплело, но совсем не так, как ему хотелось. Из категории «чудного немца» тот превратился в восприятии томичей в «полезного немца». К нему стали ходить по всяким хозяйственным поводам и спорам, достаточно далеко отстоящим от его прямых обязанностей (интересно, что в большом числе среди визитеров были казачки, которые, в отличие от московских дам, были гораздо свободнее в поведении). Прибор новых людишек в солдаты шел ни шатко, ни валко; казаки желания обучаться не проявляли; так что кроме полусотни, прибывшей с офицерами, учить было некого.
Лучше всего отношения складывались с кузнецом. И не удивительно. Пока воевода обживался в резиденции (ее здесь называли воеводскими хоромами), а остальные пришельцы создавали временный уют на новом месте, Бейтон дневал и ночевал в кузне, стараясь починить все имеющееся в крепости оружие. Сам брался за молот, хоть кузнец и ворчал. Постепенно они прониклись симпатией друг к другу.
Дел на несчастного капитана свалилось столько, что впору ему было повесить камень на шею да в Томь: жалование и довольствие казакам и солдатам, пришедшим с ним, починка оружия, разбор споров, обязательные визиты к воеводе. Всего не перечислишь. Помогал Федор, взятый в Томск в качестве казака Федора Медведева, о чем воеводой была сделана соответствующая запись. Если бы не его помощь и внушительные размеры, разговоры с местным «крапивным семенем», как русские точно называли писарей, ключников, подьячих и прочий бумажный люд, проходили бы намного сложнее. Порой приходилось участвовать и в совсем далеких от прямых обязанностей предприятиях. Так, Бутурлин, прознав, что Бейтон знает мунгальский язык, отрядил его толмачить на переговорах с послами правителя мунгалов. Переговоры оказались пустыми. Но опыт Бейтон счел полезным.
Постепенно суматоха первых месяцев схлынула. Появилась возможность оглядеться. Город Томск по сибирским масштабам был совсем не маленьким – почти три тысячи душ. Из них – три сотни городовых казаков, составляющих гарнизон. В самой крепости жили только солдаты, пришедшие с воеводой, поручики и сам капитан. Понятно, что жили здесь в своих «хоромах» и воевода с челядью, и дьяк – помощник воеводы по мирным делам. Жил в церкви поп из местной Воскресенской церкви со служками, казенный кузнец с помощником. В особой «аманатской избе» жили заложники из местных племен, принявшие русское подданство. Впрочем, жили вполне свободно: ходили по крепости, где вздумается, ели и пили с воеводской челядью. Там же, в крепости, располагалась и тюрьма, пока пустая. Солдаты жили в стрелецкой избе, а для офицеров поставили отдельный дом рядом с пороховым погребом и оружейным складом.