Казаки с семьями, крестьяне, купцы, рыбаки, мещане и другой городской люд жили за крепостью в двух острогах. Верхний острог, близ крепости, располагался над рекой Томью. Здесь жил люд богатый и уважаемый. Перед выездной башней на площади в верхнем остроге располагалось торжище, куда съезжались торговые люди со всей Сибири, да и из-за Урала прибывали. Торговали здесь хлебом и солью, порохом и сукном, мехами и рыбой. Только пошлина в казну от торговли была более пятисот рублей. Верхний острог защищал высокий частокол и пять небольших башен. Впрочем, у Бейтона и по его поводу были соображения. В нижнем остроге, выходящем на речку Ушкуйку, жили рыбаки и прочий не особо состоятельный люд. Здесь тоже стоял частокол, но старый и частично прогнивший.
Честно сказать, с правителями Томску не везло. Воеводы и дьяки, как называли управляющих воеводской канцелярией, в Томске больше заботились о собственной мошне, а не о воеводстве. Впрочем, так было заведено почти повсеместно. Грабили почем зря и посадских, и торговых людей, присваивали хабар промысловиков. Грабили даже служилых, которые должны были быть их опорой. Потому нередко и восставал томский народ.
Новый воевода тоже свой интерес не забывал. Воеводские поминки (на взгляд Бейтона – обычные взятки) брал он тоже. Но на Руси это было делом не только обычным, но и обязательным. Брал поминки и воеводский дьяк. Хотя не забывали они и о государевой казне и государевом хлебном и пушном амбарах. Как говорили люди, «лишнего не брали». На Руси это была большая похвала, чуть ли не претензия на подвижничество. В самом деле, на фоне наглого мздоимства предшественников выглядели они сущими агнцами и ревнителями справедливости.
С некоторых пор стали «поминать» и капитана, официально назначенного помощником Бутурлина. Видимо, об этом и говорил друг Отто, как о возможности быстрого богатства. Поначалу Бейтон впадал в ступор, каждый раз, когда визитер подносил после разговора о «просьбишке» то десяток яиц, то соболью шкурку, то осетра, а то и серебряную монету. Он отказывался, но вскоре понял, что этим только отталкивает от себя людей. Здесь так жили. И Бейтон хотел войти в эту жизнь, понять ее. Хотя бы потому, что она ему нравилась.
Кстати, жалование и «капитанские поминки» впервые в жизни давали Бейтону чувствовать себя богатым. Поскольку тратиться особо было не на что, он стал, как и все местные служилые люди, понемногу вкладываться в торговлю, прикупил пашни под городом. Посадил туда три семьи кабальных крестьян. Поначалу оно казалось невероятным и невозможным: он – офицер, получающий жалование. Но здесь это было нормально и естественно. Съехав из воеводских хором (где впрочем, все равно проводил много времени), он поставил собственный дом. Да и звонкая монета постепенно копилась. С этим делом было благополучно. Сложнее было с другим.
Трудность была в том, чтобы найти подход к казакам и немногочисленным стрельцам с солдатами, составлявшим воинскую силу воеводства. В крепости находилась только полусотня, меняясь через день. Ко всем людям, пришедшим с Бутурлиным (в том числе и к Бейтону), они относились с настороженностью. Чувствовалось, что их нужно как-то завлечь, перехитрить. Иначе идея создания новых войск для Сибири осталась бы прекраснодушным планом московских умников. Здесь – не Москва и не Тверь. Здесь – бескрайняя Сибирь. Приказы и указы значат немного. Нужно, чтобы люди сами захотели учиться.
После долгих разговоров с воеводой (который вообще не считал, что это нужно), с поручиками (которые соглашались, но без энтузиазма) он решился. Проведя несколько занятий с полуротой солдат, Бейтон устроил для горожан показательные стрельбы с перестроением, имитацию конной атаки, пальбу из пушек. Не избалованные зрелищами томичи сбежались огромной толпой. Восторги не утихали неделю. На военные занятия в крепости стали сбегаться, как на праздник. Авторитет пришлых воинов вырос. Но не хватало мелочи. И она произошла.
По утрам капитан, чтобы не утратить навыки, повторял упражнения с саблей, стрелял из пистолета по мишени, лично им установленной. Фехтовал Бейтон неплохо (еще во время наемничества он прошел жесткую школу), но знал, что этот навык без постоянных упражнений быстро теряется. Это было не столь зрелищно. Но служилые люди от скуки тоже сходились посмотреть на чудачества немца. Порой Бейтону казалось, что он видит глаза Арины. И тогда он старался проводить упражнения с саблей особенно эффектно.
Как-то во время занятий к капитану подошел рослый казак-десятник и, с ехидцей глядя на Бейтона, предложил потягаться с ним. Бейтон этого и ждал. Фехтование – это и наука, и искусство. Здесь сила не самое главное. И то, что противник выглядел – да и был – сильнее, так не на медведя охотятся.