Сибирская сага. Афанасий Бейтон

– Нездорова. Будешь так себя терзать – помрешь раньше хозяина. А ты, если Господь будет к нам милостив, ему еще как нужна будешь. Выхаживать самого кто будет?

Арина молча отхлебнула из деревянной бутылочки. И правда, будто сил прибыло. Женщины подошли к больному.

– Вот, видишь, где чернота пошла? Все это нужно вырезать. А главное, чужое из тела убрать надо, – объясняла Арине как в детстве старая травница.

– Какое чужое? – невольно вздрогнув, спросила Арина. От мысли, что ей придется резать тело любимого, ей едва не стало плохо.

– Такое. Железо там. Осколок. Ты не пугайся. Сама все сделаю. Только помогай мне. Не упади сама без чувств. Выдержишь?

– Выдержу, бабушка.

Старуха принялась чистить рану, проникая все глубже в ткани. Арина старалась не думать, что это ее муж. Только о том, чтобы вовремя подать все, что понадобится бабке.

– Вот и железо проклятое показалось, – ворчала под нос старая женщина. – Сейчас мы его подцепим. Ага. Пошло. Смотри, Аринушка, что тебя едва вдовой не оставило.

Арина сквозь пелену пыталась рассмотреть проклятый осколок. Крови натекло много. Бабка уж все тряпицы использовала. Пришлось за новыми посылать. Что-то приговаривая, она накладывала швы на рану, прикладывала пахучие мази. Господи, как хотелось завыть от всего этого! Это ж ее Альфредушку, Афанасьюшку, иглой шьют, как порты или рубаху! Держалась. Зубы сжала, аж скрипели, но держалась. Только когда все закончилось, муть застлала глаза, а из груди прорвались рыдания. Арина упала на колени возле все еще бесчувственного тела Бейтона и даже не рыдала, а выла, покачиваясь из стороны в сторону.

– Поплачь, поплачь, голубушка моя, – успокаивала бабка. – Слезами и боль из груди выходит. Самое страшное уже позади. Теперь только Бог решит, жить твоему соколику или в лучший мир переходить.

Она долго причитала над Ариной, поила ее каким-то настоем. Но постепенно муть отошла от глаз. Слезы иссякли. Арина оглядела горницу. Ах, грязно-то как… Очнется любимый; надо прибрать. Глянула на Бейтона: лицо как будто стало еще белее. Да и лицо ли это? Череп, кожей обтянутый. Один нос торчит. Но дышал он спокойно, без стонов. Господи, спаси его!

– Ты иди, матушка – промолвила Устинья, видя, что поток рыданий прекратился. – Отдохни, родимая. А я уж сама за кормильцем пригляжу. Пошли мне двух девок, что поумнее да порасторопнее, и отдыхай.

– Как же я его оставлю? – запричитала Арина.

– Не бойся, голубушка. Коли что случится – сразу за тобой пошлю. А поспать тебе надо. Не миновала еще беда. Чудо будет, если дни через три глаза откроет.

Арина неожиданно для себя послушалась мудрую старуху. Вышла и, едва коснувшись головой подушки, заснула.

Бейтон не очнулся через три дня. Через неделю он тоже не очнулся. Арина и ведуница каждый день обмывали рану, накладывали новые мази. От жидкой юшки, что вливали в рот больного, уже не было рвоты. Стал спадать жар. На щеках появился другой – не смертный – цвет. Муж стал походить на самого себя. Не совсем еще, но уже взгляд на него не вызывал у Арины прилива ужаса. Но в себя любимый так и не приходил. Нужно было просто ждать.

В эти дни, наполненные волнением, страхом и надеждой, Арина почти забросила хозяйство, переложив все на ключницу. Сама же дни напролет сидела в горнице рядом с мужем и бабкой Устиньей. Рассказывала ей много разного, сокровенного. О себе, о муже, о мечтах своих. В один из вечеров бабка заговорила о непонятном:

– Сильная удача у твоего мужа. Очень сильная, – говорила бабка. – Только уж тратит он ее больно быстро. Скоро и совсем не останется. Два раза уж за ним смерть приходила. Ты, голубка моя, да удача его спасли. Третий раз может и последним быть.

– Что же делать? – испугалась Арина.

– И не знаю, касатушка. Темное дело. Только в старые годы моя бабка мне рассказывала, что удачей поделиться можно. Когда тот, кто очень тебя любит, тебе свою силу отдает. Только сам от того больше теряет. Совсем слабым делается.

– Ой, что ты говоришь, бабушка! Я для моего соколика ничего не пожалею. Только им да детьми живу. Научи, бабушка!

– Ой, голубушка, поберегись. Дело оно такое, неверное. Сама его не понимаю.

– Расскажи! – попросила хозяйка.

– Не могу, не приставай Арина Андреевна.

Этот разговор начинался много раз. И однажды старуха сдалась. Она, перекрестившись на образа, полезла в свой узел, долго копалась в нем и наконец извлекла какую-то старую тряпицу.

– Здесь травка заветная. Завари ее, если время придет. Выпей. Десять раз прочти Богородицу и ложись спать. Оно само должно все прийти. Только не торопись, голубушка. Назад пути уже не будет.

– Конечно, бабушка Устиньюшка, – быстро проговорила Арина, пряча сверток у себя на груди. Сердце билось как на первом свидании. Она сможет. Она спасет издали своего любимого, раз уж удержать его рядом нет никакой возможности.

Вдруг забытый на несколько минут Бейтон издал стон, приоткрыл глаза и позвал: – Аринушка!

– Родненький мой! – кинулась к мужу Арина. – Тут я, тут! Ожил, родимый! Арина, едва касаясь, пальцами провела по щеке любимого. Бейтон попытался улыбнуться. Но губы только чуть дрогнули.