Утром 17 октября мне принесли моего мальчика. Он был необыкновенно мил, особенно когда вытягивал губки. Он не плакал, все время хотел спать. Все женщины кормили своих детей грудью. Я тоже пыталась это сделать, но мой сынок не хотел работать и грудь не брал. У меня ничего не получалось. От досады я плакала. Знала, что и как делать, сама обучала своих пациенток кормить младенцев и ухаживать за ними, но мой мальчик меня не слушал! Я знала, что он слабенький и ему тяжело, но так хотелось его покормить! Вошла медсестра из детской, успокоила меня:
— Успокойтесь, не волнуйтесь, он сыт, его покормили. Вам его принесли просто на свидание.
Я не отрывала от него глаз, баюкая его на руках, ощущая тепленькое, нежное тельце. Слезы радости застилали глаза, я вытирала их, стараясь не упустить ни одного мгновенья счастья видеть своего ребенка. Время свидания кончилось, сестра унесла его.
Пришла на обход доктор, посмотрела меня и сказала, что будет очень много молока, нужно сцеживать. Я была тоненькая, а грудь стала очень большая. Заготовленные лифчики оказались малы. Через два дня мне разрешили вставать. После обхода я решила подняться с постели. Быстро, как обычно, встала на ноги. Голова закружилась, я покачнулась, едва успев ухватиться за спинку кровати. Вдруг, как сквозь сон, услышала громкий хохот — смеялись все женщины в палате. Прибежали врач и сестра и тоже начали хохотать, держась за живот. Я ничего не понимала. Мне объяснили.
В те времена больным и роженицам не разрешали приносить в медицинское учреждение свою одежду, выдавали казенную. Часто, а точнее, почти всегда она была не по размеру и рваная. Помню, как-то наш педагог-гинеколог Ефалия Константиновна Медведкова, как анекдот, рассказала историю:
— Однажды выхожу из ординаторской, чтобы посмотреть женщину в палате. Была ночь. И вдруг вижу, как в конце длинного коридора на меня движется что-то ужасное. Я чуть не умерла от страха! Когда оно поравнялось со мной под светом электрической лампочки, оказалось, что это была очень большая, ростом где-то сто восемьдесят сантиметров женщина, в широкой, рваной, очень короткой, едва прикрывающей ягодицы рубахе, измазанной кровью. Я давилась хохотом, боясь разбудить больных, а потом, поняв, над чем я смеюсь, засмеялась и женщина. Вдвоем мы нашли другую одежду, она переоделась.
Картина со мной была прямо противоположная. На небольшой женщине была надета огромного размера рубаха, разорванная почти до подола и почти не прикрывающая тонкое тельце с огромной грудью. Все это неустойчиво колыхалось, качалось, едва держась на ногах, и выглядело невероятно смешно. Наконец, поняв весь комизм ситуации, я тоже расхохоталась.
Нас в палате было пять человек. Все мы были почти одного возраста, молодые и очень счастливые. Соседки казались мне необыкновенно красивыми и милыми.
Роддом жил своей жизнью, своими заботами, и нам было все равно, что делается за его пределами. Плохие новости нам не сообщали, радио в палате почему-то убрали. Мы даже не обратили на это внимания.
Был октябрь 1962 года, мир висел на волоске от катастрофы — Карибский кризис! Но наше дружное счастливое сообщество из пяти женщин с детками оставалось в неведении. Уже дома я узнала о том, что творится в мире. В очередной раз кучка политиков решала нашу судьбу и будущее наших детей. Почему люди во власти не хотят, чтобы их народы жили в стабильности, чтобы никто не мешал людям жить, трудиться, растить и учить детей в мире, спокойствии, любви? Раз за разом находится кучка идиотов, готовых раскачать всю планету, чтобы удовлетворить свою жажду власти и денег.
Сейчас я особенно остро почувствовала, что война, которую мы все так тяжело пережили, не закончилась. Нужно опять страдать и бояться за жизнь самых близких и дорогих людей. Этот страх живет со мной до сих пор. И только тогда, когда все мои родные рядом со мной и я могу взять за руку любого из них, этот страх уходит. Я бываю в такие минуты, наверное, самым счастливым человеком. До сих пор мне тяжело расставаться. Я всегда жду. Жду. Жду…
* * *
Через две недели меня выписали из роддома. Трудное было время. Почти невозможно было купить самое необходимое для малыша, если не было «блата» с торговцами. Не найти в продаже одежды, пеленок, колясок, кроваток, игрушек — ничего. Моей маме, через знакомых, удалось купить с рук красивую немецкую коляску и кроватку, которая служила нам несколько лет. Свекровь Екатерина Павловна достала где-то три комплекта для новорожденного, но наш малыш был еще мал для такой одежды. В роддоме при выписке, одевая нашего мальчика, сестра смеялась:
— Вам придется его искать в этих распашонках!
Встречать нас пришли Шура и мама. Принесли букет цветов (где они их достали?). Я тут же раздала цветы нянечкам. Мальчика держал Шура. Мы жили недалеко от роддома, поэтому машину заказывать не стали, решили пройти по свежему воздуху. Дойдя до ворот, мама торжественно заявила:
— Мальчик мой! Я его понесу!