Сибирская сага. История семьи

Мы засмеялись. Шура без удовольствия и особого желания передал драгоценную ношу «бабе». Наша процессия медленно двинулась к дому. Мы с мужем шли счастливые, прижавшись друг к другу, наслаждались свежим воздухом и легким снежком. На следующий день к нам приехали Степан Иванович с Екатериной Павловной. Мы показали им свое сокровище. Я развернула мальчика. Он молчал, забавно выпячивал губки, сжимал кулачки. Ручки и ножки были тоненькие, сам маленький, еще немного желтенький, но очень пропорциональный и аккуратненький. Степан Иванович трогательно наклонился над ним, осторожно потрогал пальцем ножку, произнес:

— Дитуша, ну какой же ты!

Мальчик ответил деду своим нежным: «Ах, ах, ах!»

Однажды, когда прошло дней двадцать после родов, ко мне пришла моя институтская подруга Ира Воронкова. Мы ворковали над кроваткой малыша. Он уже назывался Дмитрий Александрович Хворостовский. Нам он очень нравился. Он поправился, стал розовенький, ручки и ножки пухленькие, глазки темные, но еще непонятно, какого цвета они будут. Нам казалось, что он с пониманием смотрит на нас. Ира трогала его пальчиком, а он реагировал на прикосновение. Мы радостно смеялись. Вдруг раздался звонок, я открыла дверь. Передо мной стояла женщина чуть старше нас:

— Я ваш участковый детский врач, пришла познакомиться с мальчиком!

Я провела ее в комнату, раздела Диму. Она посмотрела, послушала, сделала несколько упражнений для ручек и ножек, показала, как делать массаж. И вдруг мой Дима покакал. Доктор всплеснула руками и воскликнула страшным голосом:

— Боже! У него же диспепсия!

Ира слабо возразила:

— Так он же недоношенный.

Но доктор твердым голосом продолжала убеждать нас, что это катастрофа и вряд ли мальчик справится с ней. Она назначила лечение — кормить ребенка грудью только один раз в день на ночь, а в остальные часы давать питательный раствор. Свои опасения насчет жизни нашего Димы доктор подтвердила тем, что на специализации, с которой она только что вернулась, им показывали детей с подобным заболеванием. Наконец доктор ушла. Я плакала, Ира меня утешала. Позже она узнала и рассказала мне, что эта доктор работала раньше урологом и решила переквалифицироваться. Мой Дима был у нее первым пациентом. Но об этом нам стало известно много позже того злополучного визита.

После нескольких дней счастья начались страшные муки и страх потерять ребенка. Моя грудь разрывалась от молока, я сцеживала огромное количество его, а мальчик мой голодал и, как говорила моя мама, питался отравой. Перед сном, вечером, я давала ему грудь, но он не хотел ее брать — видимо, ослаб и не мог работать. Он стал тихим, неактивным. Вначале требовательно плакал, потом стал плакать реже и слабее. Вес почти не рос. Стул, несмотря на «лечение», оставался прежним, с крупинками.

Наступила зима. Мы жили на первом этаже, квартира была холодная. В нашей комнате стоял постоянно включенный электрический обогреватель. Родители мужа, приехав в очередной раз навестить нас, категорически заявили:

— Приезжайте к нам, будете жить в нашей спальне, пока ребенок не поправится!

Это было накануне праздника 7 ноября. Получилось, что нас стало очень много в одной квартире. Три семьи — это круто! Екатерина Павловна взяла на себя тяжелую миссию — заставить всех жить в мире, хотя и без дружбы. Эта терпеливая, добрая, умная, скромная, интеллигентная русская женщина играла просто героическую роль в нашей непростой жизни. Мы прожили у родителей Шуры почти пять месяцев, пока я была в отпуске. Все это время Екатерина Павловна была как буфер между пятью людьми с «характерами» — то есть капризами. Она часто говорила мне:

— Люсенька, я тебя умоляю, не задевай Надю, не отвечай на ее колкости, ведь она бывает неуправляемой. Она совсем как ее бабушка Мария Ивановна. Ее можно только гладить и только по шерстке, но никак не против!

Екатерине Павловне все же не раз приходилось сглаживать возникающие конфликты. Огромное спасибо ей за это. Она вставала в пять утра, готовила пищу на весь день для большой семьи — первое, второе, третье. На третье обязательно компот из сухофруктов, ягод или ранеток, заготовленных летом на даче. К восьми часам бежала на работу. Утром из дома уходили все — кто в институт, кто на работу. Я оставалась с Димой. Свои обязанности я определила себе сама — влажная уборка всей квартиры, обязательно каждый день. Покормить в обед мужиков, убрать и вымыть посуду. Уход за ребенком, лечение, прогулки в любую погоду. В оставшееся время я бесконечно стирала, сушила, гладила простыночки, подгузники, распашонки, перешивала из трикотажных вещей взрослых комбинезончики, кофточки, колготки для Димочки, обвязывала, вышивала… Для отдыха, чтения совсем не оставалось времени.

Мои усилия по лечению ребенка приводили к обратному эффекту. Я продолжала выливать несметное количество сцеженного молока. Грудь давала только три раза в сутки, а это очень мало. Я заливалась слезами, боясь навредить сыну. Моя умная, деликатная свекровь уговаривала меня: