Сибирская сага. История семьи

После 1991 года в стране наступили перемены. Наступили перемены и в училище, где Галина Алексеевна проработала почти всю жизнь. Постепенно стало сокращаться количество студентов на музыкальном отделении. Училище взяло «новый курс». Опыт Галины Алексеевны как специалиста потерял ценность, ее успехи в подготовке музыкантов стали называть «ненужной лирикой». Пришли новые молодые педагоги с учеными степенями, для которых нужно было освободить ставку. Галине Алексеевне даже попытались снизить категорию как специалисту, но не получилось. В конце концов она перешла в колледж искусств и, несмотря на возраст, работала очень активно — вела уроки по вокалу, создавала студенческие вокальные ансамбли. Многие ее ученики поступили на вокальное и хоровое отделения консерватории. Богатый опыт Галины Алексеевны Астаниной оказался очень востребован.

Консерватория

Итак, Дима окончил училище, получил свободный диплом. Что дальше? Мы рассматривали два варианта. Первый — ехать в Московскую консерваторию. Папе, с его самокритичностью, казалось, что туда Дима не поступит. Кроме того, отправлять его в другой город мы, учитывая его характер и увлечения, боялись, несмотря на то что в октябре ему должно было исполниться двадцать лет. Оставался другой вариант — Красноярский институт искусств.

Наш институт был еще молодой, располагался на проспекте Мира в бывших помещениях горсовета. Была там и кафедра сольного пения, возглавляемая и. о. профессора Екатериной Константиновной Иофель. Раньше Дима ходил прослушиваться к солисту Красноярского оперного театра, народному артисту РСФСР Ефимову, и результат прослушивания оказался неутешительным. Ефимов заявил, что для певца нужен голос, а его у Димы нет. Галина Алексеевна Астанина отправилась на встречу с Иофель. Она никогда не рассказывала нам, что там происходило. Просто при встрече с папой сказала:

— Ничего! Мы ее одолеем! Куда она денется? Если хоть что-то понимает, то услышит Диму и сразу ухватится за него.

Как бы то ни было, документы были поданы в приемную комиссию, и Диму допустили к приемным экзаменам.

Приемные экзамены по пению происходили в том же помещении, куда мы с Димой приходили три года назад поступать на дирижерско-хоровое отделение института. И вот он снова здесь. Зал полон, в первых рядах — приемная комиссия, преподаватели кафедры сольного пения. Пришли педагоги из училища искусств, педагогического училища, родители и родственники поступавших, студенты института. Папа пришел с Астаниной.

Для абитуриентов вокального отделения действовало правило: перед поступлением обязательно проучиться два года на подготовительном курсе. Это давало гарантию поступления. Дима подготовительный курс не проходил, и этот факт позволил Иофель говорить впоследствии, что Дима пришел в институт «с улицы». Ну да, прямо вот так шел по улице, увидел Иофель, а она его позвала поступать ни с того ни с сего!

Сначала пели студенты подготовительных курсов — сопрано, меццо-сопрано, два тенора. Чувствовалось, что их подготовили к этому выступлению. Ребята старательно артикулировали гласные и согласные, держались на сцене, как научили. С голосами дело было хуже. Звук у всех был сырой, неопёртый, неровный, не было кантилены. У всех чувствовались признаки постановки голоса под один стандарт, все допускали одни и те же ошибки при вокализации. Школа! Особенно плохо обстояли дела у одного абитуриента-тенора, который пел арию Ленского. Чувствовалось, что мальчик не имеет вокального слуха — он все время детонировал, неточно пел фразы, голос звучал некрасиво и жалко. Папа, слушая их, был поражен: как можно с такими данными идти в консерваторию? Он сам пел гораздо лучше их, но считал, что вокальных данных у него недостаточно. Да, у этих ребят вокальный материал был, но им предстояло еще много и долго над ним работать.

Подошла очередь петь нашему сыну. Он четким шагом прошел к роялю, встал по стойке смирно, хмуро глянул в зал. Первым номером была ария Ксеркса из одноименной оперы Генделя. Раньше Дима пел ее на итальянском языке, но на экзамене разрешили петь только на русском. Пришлось срочно переучиваться петь по-русски, получалось хуже — было непривычно, неудобно и некрасиво, русский текст плохо ложился на музыку, менялись привычные интонации. Диму это очень раздражало. Папа его успокаивал:

— Что делать, раз таковы требования? Все равно звучит красиво, хорошо. Главное, будь уверен и спокоен.

Спел Дима, по мнению папы, неплохо, хотя русские слова мешали.

Вторая вещь — ариозо Мизгиря из оперы «Снегурочка» Римского-Корсакова. Короткая, но коварная — из-за высокой тесситуры, особой напевности и ноты «фа» в финале. Дима прекрасно со всем справился, нота прозвучала с ферматой, легко и звонко. Настоящий русский голос! Публика оживилась, стала оглядываться на папу — его все знали по многолетним выступлениям на смотрах и концертах.