Сибирская сага. История семьи

Утром 9 мая 1945 года дома из черного репродуктора я услышала до боли знакомый голос диктора Левитана — торжественный и величественный: «От Советского информбюро…»

Голос возвестил о Победе над фашистской Германией.

— Победа!!! — закричала я и почему-то побежала на улицу, на Суриковский мост. Было ясное, солнечное утро, небо нежно-голубое, без единого облачка. Странно — на улице не было ни души. Я перестала кричать, но бежала по мосту дальше. Навстречу мне шла женщина, очень уставшая, грустная, медленно и тяжело передвигая ноги. Я подбежала к ней и крикнула:

— Победа! Сейчас Левитан сказал, что мы победили фашистов!

Женщина охнула, села на деревянную пешеходную дорожку на мосту, сняла с головы платок, сжала в руках и заплакала.

— Почему вы плачете? Ведь мы же победили!

— Потому и плачу, что мы победили. Конец всем мукам!

Спохватившись, она вскочила с дорожки и побежала так быстро, что я бы ее не догнала.

В полдень мы пошли с мамой на центральную площадь. Там должен был состояться митинг. Мы шли по улице Ленина, по которой непрерывным потоком текла людская волна. Она пела, бурлила, смеялась, кричала. Появились лозунги с наспех написанными словами: «Наша победа!», «Слава победителям!».

Мама шла вся в слезах и почему-то не радовалась. Мы зашли во двор какого-то дома (через несколько лет в этом доме будет жить моя подруга Алла Кузина), и здесь мама перестала сдерживаться и громко разрыдалась. Я стояла не шевелясь и смотрела на нее. Я была уже большая и понимала, что мама плачет о папе. Она его не забыла! Я молчала, у меня болело горло, я почему-то не могла плакать, хоть и очень жалела о том, что с нами нет нашего папы… Вдруг из подъезда с шумом выбежала молодая женщина с двумя мальчиками. Она подбежала к маме, обняла, поцеловала в заплаканное лицо и воскликнула:

— Хватит, бросай реветь. Победа же! Пошли на площадь.

Она взяла маму за руку, другой рукой держала за ручку младшего мальчика. Второй мальчик был выше меня и старше, он взял мою руку. Так мы вышли на улицу и вместе с толпой двинулись к площади. Никогда, ни раньше, ни позже, я не видела такой всеобщей радости, как в день 9 мая 1945 года.

На площади мы, все пятеро, держались вместе. Мама уже не плакала и вместе со всеми кричала: «Ура! Победа!» Мы видели, как люди подбрасывали в воздух военных в медалях и орденах. Я не видела трибуны и людей на ней, потому что была еще мала, а поднять меня было некому. Толпа прижала нас к стене «пожарки», которая в то время стояла перед площадью. Люди ликовали: «Победа!»

* * *

На следующий год на страну обрушилось новое горе — голод. Природа опять решила наказать наш многострадальный народ, послав засуху. На наших полях — неурожай. Был брошен клич: «Коммунисты! Все на борьбу за урожай!»

Однажды вечером, когда мы все сидели за столом и ужинали, Павел Платонович сказал, смущенно глядя на маму:

— Я написал заявление, чтобы меня послали в Шушенское. Там образовали новый район и нужны опытные специалисты. Опытнее меня никого не может быть! — смеясь, закончил он.

Павел Платонович занимал высокий пост в КрайЗО, но пришла беда, и он должен был ехать туда, где трудно, где он больше всего нужен. Мама, вспыхнув, выпалила:

— Да ты хоть знаешь, что это такое — начинать с нуля? Там же одни бабы! Голод! Ни семян, ни скота! Не справишься, тебя же расстреляют как врага народа! Господи! — нервничала она. — Когда же мы будем жить как люди? Пожалей же ты нас!

Павел Платонович тихо, но решительно ответил:

— Мое заявление уже подписано.

Вначале он уехал один, мама, бабушка и я остались в Красноярске.

В конце лета 1946 года мы с мамой приехали в Шушенское. Погода была ясная, тепло, даже жарко. Мы поселились на перекрестке, в отдельном доме — втором от реки Шушь (приток Енисея). Двор показался мне очень просторным и интересным. Он был покрыт зеленой травой, в которой весело цвели цветы — наверное, хозяева просто побросали семена в траву, а они взошли и расцвели. С одной стороны двора стоял большой сарай из двух помещений, на чердаке — хранилище для сена. С другой стороны — маленькая банька. Между сараем и домом — погреб, в нем было холодно даже в конце лета. Самым интересным были ворота с резьбой наверху и калитка с очень красивой кованой ручкой-щеколдой. Ворота изнутри запирались на щеколду, да еще на железные скобы накладывалась толстая жердь. Чтобы попасть во двор, нужно было железной ручкой громко постучать в дверь, и тогда кто-нибудь из хозяев подойдет и откроет калитку. Вот так сложно бывает ходить в гости! Дом был светлый и просторный. Впереди дома — довольно большие сени, или веранда, и летняя комната с одним окном.