Сибирская сага. История семьи

Дядя Коля очень любил животных, считал их самыми чистыми, верными существами и относился к ним как к детям. Наверное, поэтому у меня с ним сложились такие добрые и доверительные отношения. Уверена, что в этом большая заслуга Гнедко. Так как дядя Коля возил моего отчима в командировки, ему пришлось взять над ним шефство. Заключалось оно в повседневной заботе о Павле Платоновиче. Например, дядя Коля следил за его питанием — отчим был занят работой с утра до ночи, и на себя у него просто не было времени. Мама была очень благодарна дяде Коле за это.

Гнедко занимал особое место в моей жизни. Интересно, что с первого знакомства с этим животным люди проникались уважением и любовью к нему. Я любила тихо, молча наблюдать, как дядя Коля чистил, кормил, запрягал Гнедка. Надо было видеть, с каким достоинством конь позволял конюху делать все это. Когда отворялись ворота и дядя Коля садился в повозку, Гнедко высоко поднимал голову, глаза сверкали, все тело вытягивалось, он не мог уже стоять на месте ни секунды, часто переступая ногами. Мне казалось, что сейчас Гнедко взлетит и понесет седока высоко в небо, как в сказке Ершова «Конек-Горбунок». Действительно, в этой лошади было что-то необыкновенное (наверное, порода), но жизнь распорядилась так, что его отбраковали, а характер остался. Он не любил ездить медленно. Всякий раз нужны были большие усилия, чтобы сдерживать его пыл.

Дядя Коля позволял мне играть с Гнедко в конюшне. Я нежно и ласково гладила коня по щеке, даже иногда целовала его бархатные губы с колючими усами, напевала какую-нибудь песенку. Гнедко интересно отвечал — поднимал голову, уши вставали торчком и поворачивались, как по команде, за мной, тихонько ржал. У нас получался дуэт. Я смеялась, дядя Коля улыбался и, заикаясь, пытался выразить восторг.

В Шушенское мы приехали осенью и не успели заготовить на зиму картошку и другие овощи. Отчим остался верен своим принципам — ничего не брать в колхозе. Этим он отличался от других начальников, приехавших, как и мы, недавно. Он сказал маме:

— Людям и самим, без нас, есть нечего.

Чем кормить семью? Мама была в отчаянии, но, как всегда, выручали ее золотые руки. Молва о ее талантах уже разлетелась по селу. Она с утра до поздней ночи трудилась за машинкой или со спицами в руках. Шила, вышивала, перешивала, вязала, надвязывала. Из совершенно непригодных вещей создавала модельные шедевры, комбинируя разные ткани, используя вышивку, надвязывая там, где недоставало ткани. В селе было очень мало мужчин, население — в основном женщины. Они очень хотели быть красивыми, и моя мама, как могла и умела, дарила им эту красоту. За свою работу она денег не брала, да и откуда в деревне деньги! Женщины, зная наше положение, приносили маме продукты — кто картошку, кто огурцы, кто капусту. На выпускной бал тринадцати девочкам мама сшила платья из хлопчатобумажной ткани в зеленую полоску, и все тринадцать разного фасона. А так как половина девочек были детдомовскими, за работу ничего не взяла:

— Как можно что-то брать с сирот?

Наш дядя Коля тоже помогал маме. Кормить Гнедко полагалось овсом. Дядя Коля часть овса некоторое время вымачивал в теплой воде, а получившийся раствор сливал и приносил маме. Этот раствор был богат питательными веществами. Мама из него варила мне кисель и делала лепешки с картошкой — драники. Я узнала об этом через много лет. Это была их тайна — мамы и дяди Коли. Мама говорила, что мы многим обязаны этому доброму человеку с большим сердцем — ведь в самый страшный голод он спас меня от болезней. Еще мама говорила, что Гнедко не пострадал — зерно потом сушилось и шло ему на корм. И я хорошо понимаю, что мы выжили в то время благодаря и Гнедко, и дяде Коле.

Несколько лет Гнедко и дядя Коля служили верой и правдой Павлу Платоновичу. Позже мы купили мотоцикл, и отчим ездил в командировки на нем.

Демонстрация

Я училась в третьем классе. В селе была средняя школа, которая размещалась в новом здании, а наш класс остался в старом — не знаю, по каким причинам. Комната, где мы занимались, была очень холодная и отапливалась печкой. В конце класса была дверь, ведущая в холодный чулан. Дверь подпиралась доской, но оттуда все равно тянуло холодом в класс. Поэтому последняя парта, находящаяся возле этой двери, пустовала. Учительница Клавдия Ивановна на уроках сидела в шубе, которая называлась «барчатка», и в меховой шапке с длинными ушами. Еще Клавдия Ивановна любила на уроках щелкать семечки или орехи, которыми всегда были полны ее необъятные карманы. Шелуху она складывала на столе. От нас Клавдия Ивановна требовала, чтобы на уроках письма мы снимали пальто, чтобы громоздкая верхняя одежда не мешала нам аккуратно и красиво писать. По утрам приходила из главного здания школы уборщица, убирала класс и топила печь. Но уже со второго урока в классе стоял холод, а к концу занятий иногда замерзали чернила в чернильницах, особенно у тех, кто сидел у окна. Мы никому не жаловались.