Шпане только это и нужно было! Прибежали дружки Рыжего и подняли Егора и Нюру на смех за то, что они поверили в шутку.
А мне было жалко Нюру. Как же все-таки была жестока с ней судьба — даже шутки и те злые. Парни смеялись, а Нюра плакала, стоя во дворе, до тех пор пока бабушка Лина не увела ее к нам и не напоила чаем.
Егор иногда предъявлял к моей бабушке территориальные претензии. Предметом их в разное время становился то кудук — ручей, то грушевое дерево. В середине нашего сада на границе с Егором росла большая и очень плодовитая груша. Одна ветка всегда склонялась к нему в сад. Однажды он заявил бабушке:
— Ты, вон эн, бабка, игхгрушину свою или убери, или эта половина игхгрушины моя!
— Егор, побойся бога! — воскликнула бабушка. — Груша вся на моей стороне стоит, эта ветка тоже на моей, только чуть-чуть на границе. Не по-соседски так! — Потом, подумав, добавила: — А, бог с тобой! Пусть эта ветка будет твоя. Хоть настоящих груш поедите!
Так конфликт был исчерпан. Надо сказать, что бабушка Лина всегда считала Егора лентяем и никудышным садоводом.
Между нашими домами протекал родник. Вода в нем была питьевая, чистая. Однажды Егор решил облагородить его. На большой камень, на который мы вставали, чтобы набирать воду, он положил найденную где-то доску. Мне, кстати, это не понравилось — стало неудобно ставить ведро, но я молчала — кто я такая, чтобы жаловаться? Однажды Егор пришел к бабушке. Мы как раз собирались поесть. Бабушка положила мне и себе кашки, кастрюльку поставила в таз для мытья. Егор увидел это и заявил:
— Ты, бабка, кастрюльку-то не мой, а вон эн, дай мне ее поскхрести, много добра выбрасываешь!
Постоял, подумал и добавил:
— Ты, вон эн, должна мне деньгхи за кудук. Я ведь его здорово оборудовал!
Бабушка возмутилась:
— Что ты такое сделал?
— Как же! На камень доску положил!
Бабушка хохотала до слез:
— С тобой, Егор, с тоски не пропадешь. Ладно, приходи утром. Каши тебе наложу — поешь!
* * *
Как-то мне захотелось навести порядок в нашем жилище — провести генеральную уборку. Я очистила от лишних черепков, тряпок и бумажек все углы и потайные места. За перегородкой, у бабушки, мне попалась на глаза большая стеклянная бутыль, литров на десять, прикрытая марлевой салфеткой. От нее пахло чем-то кислым, а на дне лежали раскисшие вишневые ягоды. Я выкинула содержимое бутыли в помойное ведро, вымыла ее, а ведро унесла в сад и вывалила в компостную яму. Туда мы сбрасывали всякие овощные отходы, очистки, листья, чтобы потом получить перегной и использовать как удобрение. Бабушка меня похвалила за порядок и чистоту. Вечером, после ужина, Лида прибежала из сада с криком:
— Мама! У нас все куры умерли!
Мы побежали в сад и увидели жуткую картину. Около двадцати кур лежали кверху лапами, не шевелясь. Там были и наши куры, и всех соседей. Мы решили, что куры чем-то отравились, и страшно расстроились.
— Да что же это такое, — горестно приговаривала бабушка, качая головой, — что же это за наказание на нас и на соседей! Надо сказать Егору с Эдиком, чтобы унесли подальше кур и захоронили.
Пока мы обсуждали происшествие да ни шатко ни валко собирались, Лида вновь вышла в сад. Вдруг мы услышали ее радостный крик:
— Они оживают! Они шевелятся!
Действительно, вскоре все куры начали шевелиться! Они с большим трудом поднимались на ноги и, шатаясь, разбредались по сторонам. Мы стояли в недоумении, но тут Эдик увидел на колу опрокинутую вверх дном пустую бутыль и все понял. Он так хохотал, что мы испугались, что с ним что-то неладное стряслось. Сквозь смех он выкрикивал:
— Куры… наелись… пьяной… вишни… спали!
Оказалось, что в этой бутыли бабушка ставила домашнее вишневое вино. Оставшуюся «пьяную» вишню она не выбрасывала, а хранила как закваску для вина будущего урожая. Ну а я, не разобравшись, устроила курам такой «подарок»! И вот уже надо мной хохотал весь околоток, разбирая по домам подгулявших, веселых курочек.
«Пятисотый веселый»
Лето подходило к концу. Лида уехала в Казань поступать в медицинский. Мы с Эдиком, оставшись одни, объедались замечательными грушами. В тот год в садах случился небывалый урожай. Мать Сашки Рыжего хвасталась моей бабушке:
— Ты знаешь, Лина, ни у кого нет такого богатого урожая, как у меня. Буду делать вино и повезу его во Фрунзе продавать. У меня ведь самое лучшее вино в Токмаке!
Я залезала на самую верхушку наших высоченных грушевых деревьев, а Эдик, надев бабушкин фартук, стоял внизу и ловил подолом груши, которые я ему кидала. Набрав целую корзину или ведро, мы садились рядышком в виноградной беседке на брезентовые кресла, брали книжки и под чтение незаметно съедали все. Бабушке это очень нравилось — ведь фрукты так полезны детям!