Сибирская сага. История семьи

— Мой первый муж Вебер Николай Иванович — большевик и партизан — погиб в 1918 году под Городком, защищая советскую власть. В честь подвига партизан на моей родине в селе Каратузском стоит памятник партизанам, где написана его фамилия. Почему же его фамилия послужила причиной того, что его дочь Клавдию Николаевну Вебер выбросили на улицу, лишив работы учителя?

Бабушка Лина иногда удивляла нас своими поступками. Видимо, главу киргизской компартии тоже удивила эта спокойная, скромная и в то же время решительная и смелая женщина. Он встал из своего кресла, подошел к ней, приобнял и проводил до двери, обещая во всем разобраться и помочь дочери вернуться к работе.

Тетя Клава ничего не знала о поступке бабы Лины и очень удивилась, когда через несколько дней ее вызвали в школу на работу. Только спустя много лет она узнала, что ее мать ездила во Фрунзе вовсе не для того, чтобы навестить подругу.

Еще не раз фамилия Вебер заставит тетю Клаву волноваться за свою судьбу и судьбу сына Эдика. В трудное время репрессий на помощь ей пришла эвакуированная из Минска белорусская женщина. Немцы уничтожили ее деревню, где она родилась и жила много лет. Сама эта женщина, когда началась война, жила с семьей в Минске и перед самой эвакуацией узнала, что все ее родные погибли. Позже выяснилось, что немцы согнали всех жителей деревни в церковь и заживо сожгли. Женщина работала в школе и видела, как страдала и боялась за сына моя тетя. Ей пришла в голову смелая идея — поменять фамилию Эдику, дав ложные свидетельские показания о том, что он ее племянник, жил в селе, которое было сожжено немцами, и спасся, носит ее фамилию — Борисов, а документов нет, сгорели. Вместе с тетей Клавой они добились того, что мой брат стал носить вместо одной из своих законных фамилий — Вебер или Дженибагян — фамилию Борисов.

Мы с мамой уже жили в Красноярске, когда пришло письмо от тети Клавы — она отправляет со знакомыми Эдика жить к нам, а причину он расскажет, когда приедет. Через несколько лет, похоронив второго мужа, тетя Клава тоже приехала в Красноярск. В Красноярске Эдика никто не знал и никому дела не было до его фамилии. С фамилией Борисов он прожил до пятидесяти семи лет и похоронен под ней. Своего сына Эдик назвал в честь своего отца и его деда — Сергеем, по-армянски Суреном.

Соседи

Лето 1951 года в Киргизии было очень теплое, солнечное, экзотическое для меня. Не переставала удивлять жизнь окружающих меня людей, особенно живших по соседству, на нашей улице Охотничьей.

В детстве я много читала. Часто из-за этого дело доходило до ссор с мамой:

— Почему ты все время сидишь дома? Не гуляешь, не играешь с подругами?

Но мне совсем не было скучно одной. Я любила вышивать, шить, рисовать и, конечно же, читать. Помню, в Шушенской библиотеке неопытная молоденькая библиотекарь выдала мне совершенно уникальную книгу, которую я едва дотащила до дома. Это было полное собрание сочинений Пушкина. Я читала с огромным упоением, забывая есть и спать, благо дело было летом. Отчим Павел Платонович отстоял у мамы мое право на чтение, сказав:

— Отдохнуть она еще успеет, а такую книгу даже в руках подержать удается не каждому.

Мама оставила меня в покое. Когда я принесла книгу назад в библиотеку, там была заведующая. Надо было видеть ее лицо, когда она углядела в моих руках это сокровище! Бедной девочке-библиотекарю влетело так здорово, что она, наверное, запомнила этот разнос на всю жизнь. Меня она спросила:

— Ты прочитала все?

— Да. Я читала даже ночью.

— А «Гавриилиаду» читала?

— Да. Правда, не все понятно, а мама отказалась мне объяснить.

— Правильно поступила твоя мама. Когда вырастешь, перечитаешь еще раз и все поймешь, а сейчас тебе еще рано.

Мне показалось, что она успокоилась.

Мама любила читать Максима Горького, у нас было много его книг. В Токмаке я часто вспоминала Горького. Мне казалось, что, описывая своих героев, он видел людей, которые жили на нашей Охотничьей улице. Можно было просто сидеть у окна или на скамеечке возле дома и наблюдать жизнь, как на театральной сцене.

Слева от нашего дома был дом Жени Могилевского — Жека-Шалавы — с большим прекрасным садом. А в доме справа разворачивался целый театр одного актера — Егора Ткачева. Наши дома стояли рядом, заборов между ними не было, просто тропинки. Сады также не были отгорожены.

Егор Ткачев с семьей жил раньше на Дону, и, понятно, говор у них был весьма своеобразный, как и у всех донских казаков — с характерными речевыми оборотами и произношением «г» как «гх». Они жили так бедно, что сейчас это даже трудно представить. Современные бомжи выглядят состоятельными людьми по сравнению с тем, с какой нищетой многим пришлось столкнуться в первые годы после победоносной войны.