Сибирские перекрестки

А с Андреем по-иному было невозможно. Он был весь какой-то правильный и строгий – в делах и мыслях. И от этого ограниченный, приземленный, порой до безобразия упорный.

– На – держи! – сунул он ей в руки палку и уверенно двинулся по болоту, пробуя по сторонам длинным шестом упруго вздрагивающий травянистый ковер.

Когда-то, в незапамятные времена, здесь была протока, соединяющая оба озера. Но со временем она заросла травой и затянулась ряской, укрывшими глубокие ямы, о которых животных предупреждал инстинкт и уводил в сторону от озера.

На середине болота Андрей остановился и, пробуя нарастяжку, раскачал под собой трясину.

– Видите – как играет! Будьте начеку!..

– Андрюша, не надо! – испуганно вскрикнула Танька.

Андрей усмехнулся, увидев ее округлившиеся от страха глаза, благодушно покачал головой и двинулся дальше.

На другой стороне болота они снова наткнулись на тропу и здесь остановились на ночлег, разбив под огромной разлапистой елью хорошо защищенный от непогоды стан.

На следующий день они вышли к небольшой речушке, и та вывела их к горному озеру. Здесь тропа побежала по берегу озера и вскоре уткнулась в избушку на узкой косе.

Пораженная красотой горного озера, Танька тихонько ойкнула:

– Ой, мамочка! – и в изнеможении опустилась на землю.

– Ух ты! – блаженно выдохнул Колька, сбрасывая с плеч у избушки рюкзак.

– Ничего особенного, – нарочито равнодушным голосом пробурчал Андрей, наблюдая за ними с тщеславным видом хозяина окрестностей, так как уже побывал в этих местах два года назад и теперь был доволен их удивлением.

– Чурбан – вот ты кто! – звонко крикнула Танька, переполненная восторгом от вида озера и облегчением после длительного пешего перехода.

Огромное горное озеро, зажатое между высокими хребтами, на первый взгляд казалось маленьким по сравнению с горами, по-домашнему уютным, вызывало чувства умиления. Вода в озере была поразительно чистой, из-за большой глубины, которая угадывалась, поскольку озеро выглядело темным. И от этого непроизвольно закрадывалось неосознанное чувство настороженности. Озеро как будто что-то скрывало под темной поверхностью, с отражающейся в ней черневой тайгой, которая на противоположной стороне его, напротив избушки, начиналась сразу от воды. Поднявшись достаточно вверх, тайга переходила в кустарник на половине склона. А тот выше, в свою очередь, уступал место альпийским лугам. Вверху хребет заканчивался хаосом скал, по расщелинам которых пятнами белели снежники даже сейчас, летом.

– Все, первопроходцы, пора устраиваться, – прервал их созерцания Андрей.

Колька затащил в избушку рюкзаки и с шумом бросил на широкие нары. За ним в избушку заскочила Танька и, не удержавшись, восторженно взвизгнула.

Несмотря на грязь и старый хлам, обычные для заброшенного зимовья, в котором к тому же успели не раз побывать чужие пришлые люди, ей здесь определенно нравилось все.

– Коля, а это что?! А это? – затормошила она Кольку, показывая то на одно, то на другое.

Тот сердито посмотрел на нее:

– Морозова, ты думай, о чем спрашиваешь! Это же капкан!

– Ой, а я их ни разочка не видела! Ей-богу!

– Перестань кривляться!

– Честно, честно!

– Не заливай!

– Ну, за это ты… Ты просто!..

– Что я?.. Не суй руку в капкан! Оттяпает!..

Танька обиделась и вышла из избушки.

– Таня, готово! – окликнул ее Андрей, возившийся у костра.

Не сказав ничего ему, она сдернула с толстого ржавого гвоздя на углу избушки прокопченный до черноты казанок и пошла на берег озера. Почистив его и набрав воды, она вернулась к костру.

– Андрюша, посмотри, какая интересная скала, – показала она рукой на вершину хребта на противоположной стороне озера.

– А-а, это Истукан!

– Что-что? – спросил, подходя, Колька.

– Истукан. Так называют вон ту вершину. Видишь, она похожа на голову человека.

– А кто назвал?

– Никто не знает. Истукан, и все… Привыкли…

– Ты там был?

– Нет, некогда было. Но на этот раз сходим, обязательно…

Вечером Танька вышла из избушки, присела на берегу озера и стала разглядывать скалу, поразившую ее своей формой.

Странного вида скала была похожа на гигантскую голову человека, который лежал на спине и отрешенным взглядом смотрел в небо, горделиво подпирая орлиным носом облака. В сумерках скала производила еще большее впечатление своим сходством с профилем головы человека. Казалось, там лежит самый настоящий богатырь, уснувший крепким сном, а может быть, заколдованный какой-то злой силой.

«Что же будет, когда придет его время и он проснется? – подумала она. – Стряхнет с себя валуны, придавившие его крепко-накрепко к земле и сдерет лишайники и мох, коростой облепившие его за многие сотни лет…»

И она представила, как здесь все придет в движение: вздрогнет земля, покатятся камни, затрещат, отваливаясь, скалы, душившие его мертвой хваткой. Вокруг беззаботно запляшут горы, а по озеру бесшабашным разгулом хлестанет волна, смывая все на берегу. И тогда от их избушки, от мыска, на котором она прилепилась, как грибочек на пеньке, не останется ни следа…