Сибирские перекрестки

А люди сразу же поняли, что им осталось только одно – не дать огню перекинуться на соседние дома и склады, стенки которых, слезливо выдавливая по каплям смолу, уже начали буреть от жары. Казалось, еще немного – и они тоже вспыхнут ярким факелом, с шипением разбрызгивая во все стороны горящую смолу… К складам бросились люди, и их стенки словно взорвала какая-то сила, и в проломы на землю полетели пачки масла, маргарина и сала, тяжело вываливаясь, падали туши мяса и брикеты мороженой рыбы. Десятки рук подхватывали все это и относили в безопасное место. Люди работали слаженно, споро, захваченные борьбой со стихией.

На шум, суету и огромное зарево пожарища со всего поселка сбежались собаки. Они лезли в людскую толчею, путались под ногами, бегали вокруг горящего здания. По-хозяйски деловито обнюхивая сваленные в кучу продукты, они ничего не трогали и не пытались ничего стащить.

В толпе откуда-то появились ведра. Толкаясь и крича, все бросились к ручью за водой, сообразив, вытянулись в цепочку и по ней вереницей побежали ведра…

Словно подброшенный какой-то силой, Пашка взлетел на крышу склада. В него тут же уперлась цепочка из ведер и завертела, как заводного. Падая плашмя на крышу, он тянулся за очередным ведром, дотягиваясь, подхватывал, одним махом выхлестывал воду на крышу склада и бросал его вниз. Пойманное на лету, оно тут же исчезало в круговерти людской карусели. Изредка в этом столпотворении мелькали знакомые лица с напряженными, широко открытыми глазами, в которых отражался восторг и трепет перед дикой пляской вырвавшейся на свободу первородной материи.

Рыча, как рассерженный зверь, подошел бульдозер. Развернув нож в сторону горящего угла, он пошел на него тараном, поддел и поволок вперед, заваливая в середину здания. Пламя, словно взбесившееся, с бешеной силой рванулось вверх, пуская в темное небо рваные красные стрелы. Но сразу же выдохнувшись, оно судорожно затрепетало, распалось широко в стороны и обдало раскаленным жаром Пашку. Мгновенно опрокинутый им, он плашмя упал на крышу, в последнюю секунду успев руками закрыть лицо…

В людской сутолоке Юлька быстро потеряла его из виду.

– Павлик, Павлик! – отчаянно кричала она, бегая вокруг горящего здания. – Где ты, Павлик!..

– Здесь я, здесь! – откликнулся он с крыши склада, с трудом услышав за шумом и воем пламени ее крики.

– Ты что вопишь, как на пожаре? – недовольно сказал он, спустившись вниз, когда понял, что опасность для склада миновала.

– А где же мы, Павлик? – удивленно уставилась она на него.

– Как где – на пожаре! – не понял он ее.

– Ну да, ты и говоришь, что я кричу, как на пожаре!

Пашка громко расхохотался, поняв иронию ситуации.

– Я боюсь за тебя! Ты не лезь туда! – показала Юлька рукой в толпу, которая суетилась около горящего барака.

– Это ты не лезь!

– Павлик, но ты же сгоришь! – испуганно воскликнула она. – Ты посмотри как опалился! Весь черный!

– Это сажа! – провел он ладонью по лицу. – Ну, задело немного! Вон, видишь куча добра лежит, – показал он на продукты и вещи из разбитого склада. – Будь там, ближе не подходи, а то попадешь под трактор или собьют с ног!

– Ты что, считаешь меня маленькой, да, маленькой? – обиделась Юлька, и у нее на глазах появились слезы.

– Конечно, ты моя маленькая, самая маленькая, – шутливо протянув, чмокнул он ее в щеку.

– Я хочу быть с тобой! Слышишь, рядом! А ты гонишь – к женщинам и собакам!

– Хорошо, хорошо! Только держись за мной, не отставай!..

Горящий барак трещал и деловито стрелял голубоватыми языками пламени. Горело дерево, горело мясо и банки с тушенкой, многоэтажные стройные ряды которых были видны сквозь выгоревшие прозрачные стены. Горела жизнь и труд людей. Огонь не щадил ничего…

«Ох ты! Там же зонтики, японские!» – вдруг мелькнула у Пашки нелепая в этой ситуации мысль, и он вспомнил, как, заходя в магазин, приглядывался к ним. Но цена «кусалась», и он оставил их в покое. А теперь, почему-то вспомнив, ему стало жалко сгоревшие изящные зонтики с красивой тяжелой литой ручкой…

Вокруг магазина еще долго продолжалась суматоха: слышались урчание тракторов, крики людей и треск горящей, высушенной многолетним солнцем сосны.

– Митроха! Не спи!.. Живее, живее!..

– Елизар, ведра!.. Сюда-а!.. Быстрее!..

– Дава-ай!

– Сенька, где ты… мать… стервоза!

Всасывая воздух, пламя гудело, как в трубе, перекрывая крики людей и лай собак. И словно вторя ему, ревели трактора, будоража далеко вокруг испуганно притихшую тайгу, которая, затаив дыхание, с опаской и надеждой смотрела на борьбу людей с самым страшным для нее врагом.

Наконец, пожрав все здание, огонь пошел на убыль, и люди поняли, что выстояли в этой схватке.

С пожара расходились поздно, уже глубокой ночью, когда на месте барака осталась только груда обуглившихся бревен, между которыми кое-где пробивались хилые струйки дыма.