– Да я с дальнего селения буду, где тебе и бывать не приходилось, – девушка ему отвечает. – Отпросилась у братьев моих погулять, да и сюда забрела, песню твою услыхала.
– Как же зовут тебя?
– Имя мое простое – Фарида, а рода я древнего. Мои предки здесь жили, когда твой народ еще и слыхом не слыхал про эту землю.
– Давно же это было.
– Да, мой народ с твоим родниться не желает, особняком живем в дальних лесах при больших озерах, куда редко кто из ваших людей заходит. А если кто и зайдет, то ничегошеньки не увидит, поскольку умеем мы невидимыми для людского глаза становиться.
– Шутишь, – Джаузаб засмеялся, – быть такого не может. – Не успел он эти слова произнести, глянул, а девушки и нет, словно не стояла только что перед ним, не вела беседу.
– Эй, где ты, Фарида? – крикнул он во все горло.
– Чего кричишь? – Фарида опять перед ним стоит с веточкой березовой, смеется, глазки щурит. Пригляделся, а глаза у нее голубые-голубые, словно озера на лугах пойменных. Точно, не из его народа девушка.
– Как тебе это удается? – спрашивает он. – Научи меня.
– То не так просто, наука долгая, не один день потребуется.
– А мне спешить некуда, согласен, – Джаузаб ей отвечает.
– Тогда завтра в этот же час приезжай сюда, попробую научить тебя, коль способным окажешься, – сказала и скрылась из глаз, словно легкая дымка, в воздухе растаяла. Джаузабу аж не по себе сделалось, но в душе неожиданно радость какая-то пробудилась-проснулась, какую он давно и не испытывал.
Поскакал он обратно домой, а душа его словно сама песню поет, непонятно чему радуется. Только стал он вдруг замечать, что Ат-Кашка все головой встряхивает, фыркает, удилами звенит, словно недоволен чем.
– Что не по тебе? Почему фыркаешь, словно зверя дикого чуешь? – А конь как заржет ему в ответ, губами к хозяину тянется, словно чего сказать хочет, а не может. – Ладно ржать-то попусту, – Джаузаб ему, – мало ли чего тебе не понравилось. Твое дело – возить меня да не спотыкаться.
Ладно, добрались они до дома, завел Джаузаб коня в стойло, насыпал ему овса, а тот голову воротит, не ест; воды принес, а он и пить отказывается.
– Да что с тобой происходит, что стряслось? – Джаузаб его спрашивает. Отвернулся Ат-Кашка к стене, голову отпустил, копытом бьет. – Ну и оставайся голодным, коль так. Всякая скотина будет мне еще норов свой показывать! – Ушел Джаузаб в дом, спать завалился.
На другой день, как всегда, к вечеру оседлал он коня, поехал к тому месту, где в прошлый раз с девушкой встретился. Едет, песню поет, вокруг поглядывает, жизни радуется. Только Ат-Кашка едва бежит, за каждую кочку запинается, при каждом шаге фыркает, удилами брякает. Разозлился на него Джаузаб да как хлестнет плеткой по спине, что тот и присел от неожиданности, а потом вверх взвился. Сроду его хозяин плеточкой не охаживал, не наказывал и за большие грехи. Поскакал Ат-Кашка со всей мочи, словно гонятся за ним. Джаузаб в поводья вцепился, хочет бег его сбавить, а тот руки не слушается, стрелой летит, несется, дороги не разбирая. Вскоре домчал он Джаузаба до того места, где вчера он Фариду встретил, и остановился как вкопанный.
– Давно бы так, – Джаузаб ему, – у меня нечего кочевряжиться, норов свой показывать. Норов у каждого есть, только негоже когда ни попадя его показывать. А со мной это дело и вовсе не пройдет. В дугу скручу, а своего добьюсь. Так и запомни и не фыркай, ушами не прядай, все одно уломаю, своего добьюсь!
Только конь и дальше головой трясет, копытом землю роет да через себя кидает. Только хозяин на него внимания не обращает, уселся под деревом, ждет, когда Фарида придет, явится.
– Здравствуй, джигит! Здравствуй, Джаузаб, – голос за спиной услышал, оглянулся, а Фарида перед ним стоит, улыбается.
– Думал не придешь.
– Зачем, коль обещала, то уговор держу. Вот и здесь я, как видишь. Так чему же ты научиться хотел? Какие премудрости познать хочешь? Говори без утайки, а я уж посмотрю, какой из тебя ученик получится.
– Хочу, чтоб ты научила меня, как невидимым становиться, – Джаузаб отвечает, не задумываясь.
– Нелегкое то дело. Может с другого чего начнем?
– А чему еще ты меня научить можешь? Расскажи, а я подумаю.
– Могу научить, как любого зверя голосом подманить можно. Расскажу, как следы распутывать. Научу сухим через речку перебираться.
– То мне не надобно, – Джаузаб ей. – Хочу уметь, как и ты, невидимым становиться и обратно обращаться в видимого.
– Твоя воля, – девушка ему, – только потом на меня не пеняй.
И стала она его своей лесной науке учить, тому, что простому человеку неведомо. Неделя прошла, другая, постиг Джаузаб науку трудную, научился становиться невидимым. Только чувствует, что без Фариды он теперь совсем жить не может: и по ночам-то она ему снится, и в каждой другой девушке он ее видит. Не знает, что и делать, а когда Фариды нет рядом, то сердце ноет, готово на части разорваться, пока ее не встретит, не увидит, за руку не возьмет. Вот как-то набрался он смелости и говорит:
– Выходи, Фарида, за меня замуж, жить без тебя не могу.
– Нельзя мне замуж за тебя идти, братья мои старшие не позволят.