Сибирский ковчег Менделеевых

– Верно, – кивнула Мария Дмитриевна, с удивлением глядя на Капустина. – Прошение было подано более года назад, если не раньше. Я уже было решила, не дождусь решения. А крестьяне ведут себя все наглее с каждым днем. Они, видите ли, решили, будто они свободны и никакой управы я на них не найду. Мало того, что не хотят ходить на работу как положено, так они еще наших лошадей загоняли до полусмерти. Что мне прикажете делать? Охрану возле конюшни ставить? Где я их найду? Хоть самой в караул иди. – И она картинно заломила руки, чем вызвала невольную усмешку Ивана Павловича.

Остальные же сделали вид, будто не обратили внимания на театральный жест хозяйки и Капустин уточнил:

– Не от меня зависит дать ход вашему ходатайству или оставить его без внимания. Но могу обещать, что обращусь к сослуживцам с просьбой ускорить его продвижение. Могу посоветовать, как поступить с вашими крестьянами. Мы в добрых отношениях с казачьим атаманом Сибирского войска. Испробуем обратиться к нему с просьбой помочь вам. Ничего обещать пока не могу, но сделаю все, что в моих силах.

Мария Дмитриевна не на шутку растрогалась и не знала, что сказать в ответ. Неожиданно ее выручил Петр Дмитриевич Жилин, сказавший:

– Дорогая вы наша, знайте, ваши беды – это наши заботы. Мы с Машенькой обязаны вам своим счастьем, а потому в долгу перед вами и любезнейшим Иваном Павловичем.

И когда Мария Дмитриевна провожала гостей, то не стала скрывать своих чувств и горячо расцеловала каждого их них.

И действительно, через пару месяцев из губернского правления прислали ответ на ее прошение. В нем сообщалось, что требования аремзянских приписанных к фабрике крестьян, отказывающихся исполнять положенные им работы, противозаконны. И в случае, если они и дальше будут стоять на своем, то зачинщики будут строго наказаны.

Это решение отец Михаил зачитал на деревенском сходе, но только подействовало оно далеко не на всех. А когда в село неожиданно нагрянули десятка два верховых казаков при шашках и ружьях, то притихли даже самые отчаянные. Казаки всего лишь несколько раз проехали шагом по единственной сельской улочке, внимательно вглядываясь через плетни в крестьянские дворы и спешились у господского дома. Там возглавлявший их хорунжий о чем-то долго беседовал с Марией Дмитриевной, а потом казаки вскочили в седла и умчались, оставив селян в полном замешательстве. Но после их визита на работу на следующий день вышли все. Хотя Мария Дмитриевна хорошо понимала, что вряд ли их послушания хватит надолго…

Когда их сын Иван достаточно подрос, освоил счет и грамоту, то родители, посовещавшись, решили уступить просьбам Василия Дмитриевича Корнильева, давно обещавшего определить Ваню в Благородный пансион при Московском университете. Плату за его обучение он брал на себя. Услышав об этом, Иван пришел в неописуемый восторг и клятвенно обещал регулярно писать домой подробные письма и получать только хорошие оценки. Иван Павлович не очень-то хотел отпускать от себя своего любимца, но, как обычно, спорить с супругой не стал и, скрепя сердцем, дал свое согласие. Мальчика отправили с одним из местных офицеров, доводившимся родственником Петру Жилину. Вскоре Мария Дмитриевна получила от брата письмо, что Иван благополучно добрался и зачислен в пансион.

…Младшие сыновья, Павел и Дима росли под пристальным материнским приглядом и она, исподволь наблюдая за ними, не переставала удивляться несхожести их характеров, проявляющейся едва ли не в каждом поступке каждого из них. Если Павлик был послушен, перед сном терпеливо складывал на стульчик свою одежду, то Дима всегда куда-то спешивший, делал это небрежно, несмотря на многократные нарекания, как со стороны няни, так и матери. И пристрастия к еде у них были разные: Павел покорно съедал то, что ему клали на тарелку, а вот его младший брат капризничал и спешил переложить свою порцию или обратно в кастрюлю или с молчаливого согласия старшего брата на его тарелку. Мария Дмитриевна пробовала уговорить строптивого сынишку съедать все, что ему положено, но тот мог, насупившись сидеть хоть час, так и не притронувшись к ненавистной каше. Иван Павлович, наблюдавший за его проказами, только посмеивался и никак не реагировал, а лишь иногда лукаво поглядывал в сторону супруги, поясняя ей:

– Да, Машенька, не знаю, что ты на этот счет думаешь, но Митрий явно в вашу породу пошел: среди нас таких строптивых вроде как не водилось.

Та обычно полушутя отвечала:

– Хоть кто-то на меня похожим вырастет, – а потом добавляла: – Не считая Екатерины. Эти точно будут два сапога пара, видать, так господу угодно…