Мария Дмитриевна положила перед ним распечатанное письмо.
– От кого? – спросил он, не проявив к письму особого интереса.
– Вот, братец мой Василий Дмитриевич прислал. Да ты прочти, оно, прежде всего, тебя касается.
– И что там шурин обо мне пишет? Может место в департаменте предлагает? Весьма признателен ему за заботу великую.
– Ладно бы, если место, он для тебя доктора нашел. Тот обещает тебе операцию на глазах сделать. Если все удачно пройдет, будешь вновь, как сокол, видеть. Что скажешь?
– Да чего говорить, сколько не лечись, а от смерти все равно не спрячешься. Вылечу глаза, а там еще какая-нибудь напасть приключится. Меня уже лечи не лечи, лишь сплошная трата денег.
– Ты, Ванечка, это дело брось. Рано еще в гроб себя класть, поживи мне и деткам на радость, а там, как бог даст. Да и нехорошо перед братцем: он хлопотал, время на поиски тратил, а ты вон чего удумал, ехать вдруг отказываешься. И слушать не желаю. Завтра же начнем собираться, а через недельку, глядишь, и отправишься…
– Да куда ж я один поеду, – отнекивался он, – увезут не туда, а я и знать не буду. С моими-то глазами…
– Катеньку с собой возьмешь в провожатые и слугу нашего, он вам в тягость не будет. А Катерине полезно будет в Москве побывать, может в театр с тетушкой своей сходит, на людей посмотрит. Авось, жениха себе найдет, – улыбнулась Мария Дмитриевна.
– Ну, разве что за этим, тогда конечно, отчего ж не поехать, – то ли шутя, то ли серьезно отвечал Иван Павлович. Он понял, что спорить с женой бесполезно и начались сборы в дорогу.
…Добравшись до Москвы, Иван Павлович с дочерью и сопровождавшим их слугой, без труда нашли дом Трубецких, на первом этаже которого проживал с семьей Василий Дмитриевич Корнильев. Едва они зашли в прихожую, как навстречу им с громким криком, кинулся заметно подросший Ваня.
– Папочка! Катюша! Как я рад, что вы приехали.
Следом за ним вышел сам Василий Дмитриевич.
– Едва вас дождались, не замерзли? В самые морозы угодили, – широко раскинув руки для объятий, он шагнул навстречу гостям. – Вас, Иван Павлович, и не узнать: каким вы барином стали. Сколько ж у вас детей сейчас? Я порой со счета сбиваюсь. А это Катюша? Ну, точно невеста. Красавица, видать в мать пошла. Снимайте ваши шубищи, проходите в дом.
Но радостная встреча не могла притупить у Ивана Павловича многолетнюю учительскую привычку интересоваться всем, что касалось его учеников. Да и родительский долг заставил его задать сыну неприятный вопрос:
– А что это Ванюша не в пансионе? Или отпросился ради нашей встречи? Так ведь будний день, мог бы и до воскресного потерпеть. Что молчишь? – обратился он к сыну.
Тот стушевался, опустил глаза, но дядя поспешил прийти племяннику на помощь:
– Дайте юноше обнять своих родных. Он все спрашивал: когда будут? Весьма ждал, весьма…
Однако в его голосе Иван Павлович уловил фальшивые нотки и решительно спросил:
– А ты чего молчишь? Вижу, что-то не так. Лучше сразу говори, чем из меня душу тянуть. Чего натворил? Говори, жду.
Не выдержав отцовского напора и не решаясь сказать правду, Ваня окончательно растерялся и убежал, оставив Иван Павловича в полной растерянности.
Василий Дмитриевич в очередной раз вступился за племянника, впрочем, сознавая и свою вину, а потому решил провести их в гостиную и лишь там сообщил:
– У Ванюши в пансионе случились некоторые неприятности, о чем предлагаю поговорить чуть позже и не омрачать нашей встречи. Ведь столько лет не виделись. Давайте отложим до вечера.
Иван Павлович ничего не ответил и лишь сердито нахмурил брови, не зная, как поступить. Но потом все же решил обо всем узнать и сразу.
Василий Дмитриевич не стал с ним спорить и вкратце сообщил, что директор пансиона известил его о недостойном поведении племянника и еще нескольких юношей. Один из учителей видел их в городе в компании девиц легкого поведения. К тому же молодые люди, как ему показалось, были пьяны. Потому, пока решается вопрос, разрешат ли им продолжать учебу или они будут отчислены.
– Да вы особо не переживайте. Я уже попросил влиятельных людей, чтоб они убедили директора на первый раз простить ребят. Молоды еще, глядишь, исправятся.
– Что же мы Маше скажем? – обратясь к Кате, спросил Иван Павлович. – Она же не переживет такого позора.
– А ничего говорить и не надо. У нее своих забот хватает, – посоветовал Василий Дмитриевич.
– Не знаю, не знаю, – отозвался Менделеев, в то время как Катя стояла молча. – Шило в мешке не утаишь. Рано или поздно об всем узнает. Вот сюрприз так сюрприз для меня на старости лет. Ладно, что ж теперь делать. На такую дыру заплату не поставишь. Видит бог, не хотел я одного его отпускать в Москву, лучше бы там в Сибири доучился.
Появилась Надежда Осиповна и объявила, что гостей ждет угощение.
– Очень вас попрошу, – беря Менделеева под руку скороговоркой произнес Василий Дмитриевич, – не будем за столом говорить о печальном, еще успеется…
Менделеев в ответ покорно кивнул головой.
За обедом Василий Дмитриевич церемонно представил свою жену: