Сибирский роман

Небольшой колокол всё ещё звонил. Священникам нравится звон колоколов. Охотников в бревенчатой избе не было, они давно ушли в лес, лавка Строгановых с четырьмя чиновниками в такую рань была ещё закрыта.

Мушков и Марина сели за стол, но ничего не ели. От встречи с Люпиным они забыли о голоде.

— Ермак ищет нас? — тихо спросил Мушков.

Стоящий в углу поп бросил кожаный ремешок, трижды покашлял, сплюнул на пол и посмотрел в окно на ворота — не пришёл ли кто, чтобы торжественно начать день с молитвы. Но никто не появился.

— Когда я уходил, всё было спокойно, — так же тихо ответил Люпин. — Если я правильно подсчитал, мы должны опережать их часов на семь. — Он черпал ложкой кашу и вытирал усы рукавом. — Я скакал так, как никто никогда не скакал. Но теперь нам нужны новые лошади. На уставших мы не доберёмся до Урала.

—Здесь есть лошади! — прошептал Мушков. Священник стоял перед маленьким алтарём, состоящим из четырёх трогательных, наивно нарисованных икон, и проникновенно молился. — Они принадлежат церкви...

— Мушков! — предостерегающе произнёс Люпин.

— Что лучше, отец, украсть или сдохнуть?

— Опять дьявольский вопрос казака!

— В нашем-то положении, отец!

— Можно поговорить со священником по-хорошему.

— Разве церковь отдаст что-нибудь добровольно? Разве в здравом уме обменяет кто-нибудь хорошую вещь на плохую? Сам посуди, Александр Григорьевич!

Люпин вздохнул, допил остаток чая и с любовью посмотрел на Марину.

— Сделай это без меня... — сказал он тихо. — Я ничего не видел. В конце концов, я ведь диакон. Когда едем дальше?

— Диакон, но не настоящий, — широко улыбнулся Мушков.

— Посвящён и помазан самим епископом! — громко сказал Люпин. Он уже привык быть диаконом и обижался, когда вспоминали о чрезвычайных обстоятельствах его посвящения. Кроме того человек, так хорошо знакомый с Кулаковым, как Люпин, понимает: священник не всегда только стоит на коленях перед иконостасом и верит всему, о чём поёт, что проповедует и восхваляет. — Когда едем дальше?

— Немедленно, — ответила Марина. — Ты сможешь?

Люпин кивнул. Все его тело болело, мышцы сводила судорога, кости ныли. «Лишь бы сесть на лошадь, — подумал он. — Сяду в седло, и дело пойдёт... Что такое боль, если я благополучно проведу дочь через Урал? В Пермской земле я просто упаду из седла и буду целовать землю, приговаривая: «Приветствую тебя, святая Русь!»

Что там ждёт казаков? Царский губернатор в Перми повесит любого из них, если поймает. Это приказ из Москвы, и редко какой приказ царя так охотно исполнялся, как этот, открывший охоту на казаков, как на волков.

— Вам надо переодеться! — неожиданно сказал Люпин.

— Зачем? — Мушков поправил форму и заткнул большие пальцы за ремень. — Я ещё не печник, а казак!

— Поэтому тебя убьют, как только ты появишься в Пермской земле, — сказал Люпин. — Забыл?

— Ну что за мир! — Мушков вздохнул и положил ложку. — Мы завоёвываем царю Сибирь, делаем его самым богатым правителем в мире, с нами Россия стала непобедимой, а он приговаривает нас к смерти! Это что за благодарность?

Священник закончил утреннюю молитву, сел за стол, недовольно посмотрел на сидевших и зачерпнул кашу ложкой. Ложка была такой большой, что он широко открывал рот, чтобы есть кашу.

— Завтракать, не помолившись! — укоризненно сказал он. — Брат Люпин, я надеялся на твоё участие.

— У меня была духовная беседа с казаками. — Люпин откашлялся, а Мушков усмехнулся. — В Успенск поедут они, а не я, и передадут приветствие епископу.

— In dulci jubilo![1] — сказал тронутый священник. Он не предполагал, что через несколько минут у него не будет причин для ликования.

— Правильно! — ответил Люпин. Посмотрев на Мушкова, а потом на дочь, он понял, что они готовы. Тогда он встал и поковылял к двери. — Как там погода?

— Солнечно и тепло, брат.

— Бог — заботливый отец...

Люпин вышел из избы. Закрыв за собой дверь, он, покачиваясь, направился в уже открывшуюся лавку и вынул из кармана золотое кольцо, которое когда-то подарил ему Кулаков.

— Обменяйте его на штаны и крестьянскую рубашку, — сказал он, положив кольцо на стол. — Для парня... чуть повыше меня, но худого.

— За это кольцо, старик? — сказал строгановский чиновник. Посмотрев на кольцо, он поднёс его к свету и прищурился. — Оно того не стоит...

— Оно стоит того, чтобы проломить тебе башку, чтобы не обманывал, — спокойно сказал Люпин. — Зачем строгановским чиновникам обманывать старика? Штаны, крестьянскую рубаху и хорошую обувь в придачу — в противном случае дьявол залетит тебе в штаны!

Чиновник всё понял и поискал на полках и в коробках то, что требовал Люпин.

Между тем, в церковной избе события разворачивались своим чередом.

Мушков снял форму и остался стоять в нижней рубахе. Она была слишком короткой и обнажала нижнюю часть тела. Остячка уставилась на него, а молодой священник забыл про кашу и уронил ложку.

— Ты с ума сошёл? — пролепетал он. — Хочешь наброситься на мою кухарку? В церкви, у меня на глазах! Мушков!

— Думаешь, меня волнует эта узкоглазая овца? — грубо спросил Мушков. — Мне нужен ты, батюшка.