Сиддхартха

In those days, so he remembered, he had boasted of three three things to Kamala, had been able to do three noble and undefeatable feats: fasting-waiting-thinking.	Тогда - припомнилось ему - он похвалялся перед Камалой тремя вещами, тремя благородными всепобеждающими искусствами: поститься, ждать, мыслить.
These had been his possession, his power and strength, his solid staff; in the busy, laborious years of his youth, he had learned these three feats, nothing else.	В этом было его богатство, могущество и сила, в них была его твердая опора. В прилежные, посвященные упорной работе годы своей молодости он изучал эти три искусства и ничего более.
And now, they had abandoned him, none of them was his any more, neither fasting, nor waiting, nor thinking.	А теперь он утратил их. Ни одним из них он не владел более - ни искусством поститься, ни искусством ждать, ни искусством мыслить.
For the most wretched things, he had given them up, for what fades most quickly, for sensual lust, for the good life, for riches!	И ради каких презренных вещей он пожертвовал ими! - ради того, что является самым преходящим - ради чувственных наслаждений, ради привольной жизни, ради богатства.
His life had indeed been strange.	Странно в самом деле сложилась его жизнь.
And now, so it seemed, now he had really become a childlike person.	А теперь как будто бы похоже на то, что он стал таким же, как все люди - как люди-дети.
Siddhartha thought about his situation.	Сиддхартха продолжал размышлять о своем положении.
Thinking was hard on him, he did not really feel like it, but he forced himself.	Не легко давалось ему теперь мышление; ему, в сущности, не хотелось думать, но он принуждал себя к этому.
Now, he thought, since all these most easily perishing things have slipped from me again, now I'm standing here under the sun again just as I have been standing here a little child, nothing is mine, I have no abilities, there is nothing I could bring about, I have learned nothing.	- Теперь, - размышлял он, - когда все наиболее преходящие вещи ускользнули от меня, я снова стою в мире, как стоял когда-то, ребенком -ничего я не могу назвать своим, ничего я не умею, ничего не знаю, ничему еще не научился.
How wondrous is this!	Как все это странно!
Now, that I'm no longer young, that my hair is already half gray, that my strength is fading, now I'm starting again at the beginning and as a child!	Теперь, когда молодость прошла, когда мои волосы наполовину поседели, когда силы убывают - теперь я, как ребенок, начинаю все сызнова. - Он снова невольно улыбнулся.
Again, he had to smile.	Да, странной была его судьба!
Yes, his fate had been strange! Things were going downhill with him, and now he was again facing the world void and naked and stupid.	Его жизнь была уже на ущербе, а он снова остался с пустыми руками, гол как сокол, в полном неведении.
But he could not feed sad about this, no, he even felt a great urge to laugh, to laugh about himself, to laugh about this strange, foolish world.	Но никакого огорчения от этого сознания он не чувствовал - его даже смех разбирал - хотелось хохотать над собой, над этим странным нелепым миром!
"Things are going downhill with you!" he said to himself, and laughed about it, and as he was saying it, he happened to glance at the river, and he also saw the river going downhill, always moving on downhill, and singing and being happy through it all.	- Твоя жизнь уже идет под гору, - сказал он самому себе, и рассмеялся. Но тут взгляд его упал на реку, и он обратил внимание, что ведь и река всегда течет вниз, под гору, а все же шумит и поет так весело.