Сиделка

— Да, милая леди, я был глупцом, — прохрипел он. — Считал, что не должен производить на свет таких же чудовищ, как я сам. Но Фредерик вырос достойным человеком, и магия девораторов не смогла превратить его в бездушного монстра.

— И когда вы узнали, что у вас есть сын?

— Полгода назад, — прошептал герцог.

Он прикрыл веки и замолчал, пытаясь отдышаться.

— Камилла призналась.

— Вы виделись со вдовствующей графиней?

— Да. Она была у меня. Обвиняла в том, что Фредерик — такое же чудовище, как и его отец, — Бравенский усмехнулся. — В ней говорила обиженная женщина. Дерек лишил ее власти, а Камилла не из тех, кто прощает подобные проступки.

— А при чем здесь Штолле?

— Арнольд — мой троюродный племянник, и до недавнего времени он являлся моим единственным наследником. Но когда я узнал о Фредерике, то сделал бумаги, признающие его моим сыном, и составил новое завещание, оставив ему титул и почти все свое состояние. А оно немаленькое.

Герцог закашлялся.

— Вам нужно отдохнуть, — тихо сказала я ему.

— В эльхейме отдохну, — старик слабо шевельнул рукой.

Он попытался приподняться на постели.

— Милорд?

— Я хочу сесть, — заявил герцог.

— Давайте я подложу вам под спину подушку, — не стала спорить и помогла старику устроиться поудобнее. Жить ему оставалось совсем недолго, так что я не видела смысла что-либо запрещать.

— Я не говорил Арнольду о новом завещании, но он каким-то образом узнал о нем, — продолжил Бравенский, — и в итоге…

Герцог не договорил, устало прикрыв глаза.

— Неужели вы не чувствовали, что происходит в вашем замке? — вмешался Хольм.

— Когда-то я и сам пользовался темной магией, — усмехнулся старик. — Зло до сих пор живет во мне, делая неспособным противостоять порождениям хаоса. Подвалы моего замка пропитаны жертвенной кровью, хотя это была всего лишь кровь животных. И для меня давно привычен ее аромат.

Он пристально посмотрел на меня и спросил:

— Я шокировал вас, милая леди?

— Нет, Ваша светлость.

Я покачала головой.

— Я знала о вашем прошлом.

— К сожалению, мое прошлое сыграло свою роковую роль в происходящем сейчас, — тяжело вздохнул старик. — Арнольд, видимо, нашел мои книги и повторил ритуал призыва.

— Только он использовал для своих жертв не животных, а людей, — скрипнул зубами Хольм. — Причем, не один раз.

Я бросила на него предупреждающий взгляд, но было уже поздно.

— О чем вы, молодой человек? — герцог привстал и уставился на оборотня.

— Чтобы разорвать грань и вызвать очередную группу эри, Арнольд каждый раз убивал молодых невинных девушек, — резко произнес Хольм.

— Единый!

Старик побледнел и стал заваливаться на бок.

— Лукас! У тебя совсем мозгов нет? — прошипела я волку. — Зачем ты это сказал?

— А что? Пусть знает, во что нам обошлась его ошибка, — запальчиво выкрикнул Хольм.

— Идиот!

Я попыталась привести герцога в чувство, но тот не реагировал. Сердце его билось еле слышно, с перебоями, грозя вот-вот остановиться.

— Что у вас тут?

Я не заметила, как рядом со мной оказался Горн.

— Отходит, — тихо сказала графу.

— Проклятье! — чуть слышно пробормотал тот, глядя на угасающего на глазах герцога. — Я надеялся успеть с ним попрощаться.

— Мне жаль, милорд, — прошептала в ответ.

Я понимала, что Бравенский доживает последние секунды своей жизни и вряд ли придет в себя. Заклятие убивающей тьмы, которым воспользовался Горн, оказалось для ослабленного болезнью герцога непосильным испытанием.

— Вы взяли его? — тихо спросил Хольм.

— Да, — не отводя взгляда от лица умирающего отца, ответил Горн. — Мерзавец пытался уйти, петляя подземными ходами, но Курц его достал. Эрик переправил Штолле в департамент.

— А девушки? — спросила я. — Вы нашли их?

— Только то, что от них осталось, — ровно ответил Дерек, но я видела, как закаменело его лицо.

Рес! Мне стало не по себе. Двадцать юных невинных девочек, жизнь которых оборвалась так страшно и так нелепо. И все это ради какого-то несчастного титула!

— Что с ним будет? Его повесят? — спросил Хольм.

— Не знаю. Мы собрали все доказательства, но приговор должен будет вынести суд, а в этом деле можно ожидать самых разных неожиданностей.

Горн говорил отрывисто, напряженно глядя на герцога. В его взгляде я заметила тоску. Рес! Только сейчас я поняла, как на самом деле одинок Фредерик. У него ведь совсем не было близких людей. Разве можно назвать близкими мать или брата, мечтающих от него избавиться? А то, что я слышала о Горне-старшем, не позволяло предположить особой любви между ним и неродным, как выяснилось, сыном. И даже его настоящий отец признался в том, что в свое время не был бы счастлив его появлению на свет.

Мне было невыносимо думать об этом.

Однажды Фредерик сказал, что его удел — одиночество. Я тогда не поняла графа, но сейчас, когда мне впервые открылась вся картина его жизни, я готова была согласиться с этим утверждением. И, в то же время, не хотела соглашаться. Горн не должен быть одинок. Только не он.

— Отходит, — тихо сказал Лукас.

Я посмотрела на Бравенского. Лицо его застыло, рот приоткрылся, нос заострился и стал похож на хищный клюв. Пульс на руке почти не прощупывался.