Сияние. Прямая речь, интервью, монологи, письма. 1986–1997

Общеизвестен факт пресловутой «пресс-конференции», имевшей место 19 декабря 1993 года в ДК Горького в Москве на мероприятии под названием «Арт-манёвры: Руководство к действию». Содержание её — даже при условии участия Егора Летова — особого интереса для рок-общественности, мне кажется, не представляет. Однако не многие знают о другой пресс-конференции в том же месте и почти в то же время, которую можно назвать «тусовочной», а в сущности представляющей собой набор случайных вопросов, заданных проникшими в ДК и дорвавшимися до общения с Егором тусовщиками где-то в кулуарах. Сохранилась магнитозапись этого действа, которая и приведена ниже с минимальной стилистической правкой. Имена спрашивавших нам неизвестны (хотя есть сведения, что некто, обращавшийся к Егору на «вы», брал интервью для русской службы Би-би-си), однако имя отвечавшего на эти зачастую сумбурные и неуклюжие вопросы — суть повод для публикации.

— Я три года не играл, мы специально ради этого сделали маленькую программу, чтобы участвовать в этой акции, принципиально, скажем так. А сейчас, как я понимаю, время изменилось, мы будем снова давать концерты. То есть это новый виток войны, скажем так.

— То есть война продолжается?

— И ещё какая! Война сейчас ещё сильнее, чем была. Более жестокая.

— А ты за войну?

— Конечно.

— Не важно, против чего?

— Нет. Важно, против чего.

— Тебе не кажется, что война бутафорский характер приобрела?

— Да нет, война — всегда война, на ней люди умирают.

— А почему ты тогда за войну, если на ней люди умирают?

— Потому что смерти нет как таковой, а есть вещи гораздо важнее, чем жизнь или смерть. Гораздо важнее.

— А как ты относишься к смерти?

— Никак не отношусь.

— Но ты её не боишься?

— Не боюсь.

— Егор, а как вы думаете, образ врага в данной войне конкретизирован?

— В данном случае? Как лагерь, конечно, да.

— Как лагерь?

— Ну, как — среднестатистически, скажем так, это обыватель, равнодушный обыватель.

— А, на ваш взгляд, разве нет вины организаторов этого фестиваля в том, что произошло?

— Есть, вот как раз, абсолютно.

— Или там, десять милиционеров, обещанных Гусаровым, это просто смешно…

— Разумеется.

— По-моему, всё было очень понятно изначально, что если билеты будут стоить 10–20 тысяч, то вся масса вот этих панков, они начнут, естественно… (Голос: «Какие билеты, это неважно всё!») устраивать такое вот…

— Это понятно, конечно.

— Егор, как состыкуются в тебе желание войны и любовь? Я думаю, что ты не лишён любви.

— Почему же? Я вообще считаю, что у нас все песни — про любовь.

— Ты любвеобильный человек?

— И весёлый человек.

— Но при этом ты говоришь о том, чтобы бороться против чего-то. Объясни мне.

— На протяжении всей истории человечества идёт война определённых сил. Я верующий человек. Две силы всего лишь, понимаешь? Я имею в виду силы зла и нашу.

— То есть любви без войны не бывает?

— Да нет, любовь — это же… её отстаивать надо. Это же сила, она утверждающий характер носит, а не пассивный.

— Вот, теперь я понимаю…

— А война не на жизнь, а на смерть идёт даже не на человеческом уровне, там такие силы задействованы, что диву даёшься.

— То есть ты против консервации человека, группы, например, двух человек…

— В правду веришь, да? А есть она на земле?

— Есть.

— Ты её видел когда-нибудь?

— Видел.

— Егор, а вот ты сказал, что ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА боролась за революцию, за коммунизм, в этом духе…

— Да, ну, в принципе, тот идеал, та утопия или утверждение тех ценностей, которые мы и утверждаем, как я понимаю, — оно носит характер самый идеальный: «коммунизм» называется. Коммунизм в идеальном состоянии, не социализм.

— Ты без иронии?

— Абсолютно без иронии.

— То, к чему мы шли — это было не то, не тем путём пошли после революции?

— Нет, сначала, первые года два, было хорошо. То есть революция, она носит характер… «революция» буквально означает «возвращение».