Сияние. Прямая речь, интервью, монологи, письма. 1986–1997

— Ты себя до сих пор живым человеком считаешь?

— Да, я живой очень человек.

— Несмотря на то, что вокруг тебя происходит?

— Вот как раз, может быть, благодаря этому.

— Может, благодаря этому ты живой и остался?

— Нет, ну как… Жизнь же заставляет действовать. Намеченным же нельзя быть (Голос: «Намеченной жертвы распростёртый клюв…»)

— А если люди вокруг тебя неправильно понимают?

— Причём тут люди…

— На всей планете…

— Хоть на всей планете — если люди неправильно понимают, всё равно надо быть, несмотря ни на что.

— Несмотря ни на что? Что бы ни получилось? Егор, не только для себя?

— Почему для себя? Я вообще действую не для себя. Если б я действовал для себя…

— В конечном результате?

— Для той силы, которая через меня и проявляется.

— То есть ты не сам управляешь, в конечном результате?

— Ну мне неинтересно это для себя, понимаешь?

— Егор, можно глобальный вопрос? Глобальный?

— Давай.

— Ты некоторые свои песни отрицаешь или нет? Вот есть такие песни?..

— Старые — да. Мне стыдно уже за многие песни.

— Хорошо, спасибо тебе за откровенность.

— А какие, например?

— Ну. «Новая патриотическая», например.

(Тусовка: «О-о-о-о-о…»)

— «Эй, бабища, блевани», например?

— Это вообще не моя песня.

(«…о-о-о-о…»)

— Егор, а «Я ненавижу женщин» как?

— Это тоже, это дурацкая песня.

(Голос, разъясняющий той, что спрашивала: «Таких, как ты, похожих на тебя. А других — нет».)

— Егор, а ты можешь выделить определённый контекст к альбому «Сто Лет Одиночества»?

— «Одиночество» — очень грустный альбом. Очень грустный и очень красивый.

— Он чем-то навеян?

— Он навеян смертью Янки, если в двух словах. После «Прыг-скока» у нас было состояние очень кризисное, то есть находились на такой грани… суицидальной, скажем так. И он начался сразу после «Прыг-Скока».

— То есть это не конец, а продолжение?

— Продолжение, да.

— Егор, стоит ли бросать утопию в массы?

— Стоит. Только её и стоит, да.

— Ну Ницше же сказал, что «толпа — это суд идей». А ты знаешь, что после этого происходит, что массы делают с утопией?

— Это неважно. Дело в том, что необходимы ценности, которые были бы внеличностными. Необходимы. На этом — Земля.

— Но ведь уже были эти ценности!

— Не получается на деле…

— Ну а что ж? Не удалось — встали и заново начали.

— Егор, а существует какая-то психоделическая подоплёка под альбомом «Сто Лет Одиночества»?

— Да, ЛСД ели очень много.

— А как вы относитесь к ЛСД?

— Хорошо отношусь, но это вещь очень опасная…

— Надо легализовать, наверное.

— Это реальность или не-реальность? Или вторая реальность? Это правда?

— Это правда.

— Егор, а если б это твои дети…

— Это знаешь, что такое? Это смерть. Это состояние…

— Суицид…

— …настоящая смерть. Что происходит с человеком после смерти — примерно это вот и есть.

— Егор, почему ты не используешь психотерроризм?

— Не знаю, мне в Киеве предлагали: то есть, ко мне приходили люди, которые этим делом занимались, и предлагали с ними сотрудничать. Я про это дело стих аж написал: «Гречневым чавканьем сильной личности…» — как раз про это. Вот. Приходил из КГБ человек, предлагал сотрудничать с ними и так далее. А ещё психофашисты, но мы отказались категорически.

— Егор, ты не слушаешь death metal?

— Нет.

— А вообще другие какие группы ты любишь?

— 60-е года слушаю, советские. Самые любимые — советские песни 60-х годов.

— Егор, а вот сейчас спор идёт: Егор Летов — хиппи или панк? Как ты сам считаешь?

— Не хиппи, совершенно точно.