Сияние. Прямая речь, интервью, монологи, письма. 1986–1997

RF: Государство — как воплощение тоталитарной силы, основанной на слепой покорности массы. Это что-то внешнее по отношению ко мне…

Е.: Нет, это внутреннее состояние инерции смерти, это эгоизм. Так вот, для меня убить в себе государство — значит убить в себе «эго». Тоталитарная сила — это эгоизм. Творчество — утверждение «я», которое не является «эго», но есть высшая ценность. «Я» — как народ, «я» — как мир, как Земля, как Вселенная.

RF: Но и ощущение себя частью космической силы — есть субъективное переживание. Один может сказать: «Я чувствую себя частью космоса», и другой — тоже, и они при этом столкнутся, не поймут друг друга.

Е.: А третий говорит не «Я чувствую», а «Мы чувствуем». Мы — Солнце, мы — Земля, мы — небо, мы — деревья, мы — люди. Вот так-то. Вот я так рассуждаю. Когда я говорю «я», для меня это и те, кто был у стен Белого дома, и все наши. Это «я» можно начинать от Христа. «Я» — это революция ’17года, «я» — это Пугачёв, Достоевский и так далее. Это единый фронт, который мы представляем собой. Единая энергия, единая сила, единое движение. Каждый — частный случай воплощения нас на этой Земле. Мы — медиумы, проводники этой энергии. Живуче лишь то, что имеет костяк — в государстве это религия, вера, культура. Страна наша на самом деле не развалилась, все осталось по-прежнему, люди ездят куда хотят, живут и воюют на едином пространстве. Формально есть игры верхушки, каких-то местечковых националистов, но всё это кончится очень скоро. Мы были недавно на Украине, нас там очень хорошо принимали, концерты прошли на «ура»… Мы много разговаривали с людьми — и на улицах, и в транспорте, я могу точно сказать: люди ждут только одного: когда произойдёт объединение, потому что то, что мы сейчас имеем, — это нонсенс какой-то…

RF: И каким путем произойдёт эта новая революция? Насильственным?

Е.: Несомненно, насильственным, потому что буржуазия власть никогда не отдавала и не отдаст без крови…

RF: Разве у нас у власти буржуазия?

Е.: Да, потому что ещё брежневский режим был у нас капиталистический, государственный катаклизм, а никакой не социализм, там, не коммунизм. Народ до сих пор находится в заблуждении — кто, например, сейчас к власти пришёл, в результате горбачёвской перестройки. Но и то начинают понимать, насколько я вижу. Если к власти придём мы, будет несколько очень тяжёлых лет, а потом будет диктатура пролетариата…

RF: Какой же нынче пролетариат?

Е.: Это — народ, люди, живущие на минимальную зарплату. Это — ребята, которые приходят на наши концерты.

RF: В фильме Алана Паркера «Стена» показана власть рок-музыки, исполнителя на сцене, над массами: рок объединяет людей в колонны, которые готовы разрушать, убивать. Таких людей можно использовать, чтобы привести к власти кого угодно.

Е.: Да, я согласен.

RF: Это хорошо или плохо?

Е.: Это не хорошо и не плохо. Это нормально.

RF: А если рок-исполнитель приведёт к власти не того человека?

Е.: Это будет его вина. И отвечать за это придётся ему. Вообще — к власти приходит не тот, кого направляют. К власти приходит народ, он выбирает какого-то своего представителя и ставит его у власти. Государство не стоит без иерархии, без определённого стеснения некоторых там… Тем более, такое государство, как наше, потому что наш народ изначально свободен. У нас сложилась необыкновенная языковая культура — такая, какой в мире не имеет ни один народ. Сама речь народа, его мышление носят характер искусства. Это поэзия. В результате человек изначально имеет столь неограниченную духовную свободу, что ежели он ещё имеет свободу физическую, то начинаются анархия и хаос. Что и произошло при перестройке. Поэтому для того, чтобы государство определённым образом существовало, чтобы не допустить тотального разложения, нужна определённая жёсткая схема — полицейской её можно назвать или, там, иначе… Это просто специфика нашего народа, нации. И народ этого желает совершенно однозначно. Потому что сейчас уже везде говорят: когда же придёт сильная рука? Когда же будет порядок наведён?