Сикарио

А эта Леонела Ариас тоже была дамочка еще та, в двадцать лет прихлопнула своего муженька и с деньгами, полученными по страховке, вступила в организацию доньи Грисельды. Каким-то образом они стали близкими подругами, но ту Леонелу не устраивало оставаться на вторых ролях и потому решила отнять у неё и мужика и все дело в придачу, но немного просчиталась и получила пулю в затылок.

Амбиции человеческие не имеют границ, сеньор. Это вам говорит человек, насмотревшийся на то, как ворочают огромными деньгами.

Вам нравится играть? Обращали когда-нибудь внимание на то, что если человек начинает выигрывать, то у него создается впечатление, будто фишки ничего не стоят? Тоже самое происходит и в наркобизнесе, потому что иногда наступает такой момент, когда, имея на руках то, что стоит миллионы и чего вполне хватит, чтобы прожить в достатке и счастливо до конца дней своих, совершенно не ощущаешь стоимости всего этого.

Иногда, всегда перед прилетом Эль Негро Валенсиа, у нас возникало почти не преодолимое желание спалить всю эту «лабораторию», поделить товар между собой и убраться отсюда людьми богатыми, но всегда останавливало одно и тоже – мы прекрасно понимали, что далеко не уйдем через эти джунгли, но даже если умудримся выбраться из них, то «длинная рука» «хозяев» настигнет нас в любом уголке земного шара, куда бы мы не спрятались.

И каким образом, такой человек, как я, выросший в горах, мог пройти через джунгли с шестью килограммами кокаина, когда я с трудом находил дорогу обратно в лагерь?

Я не Тарзан, и тем более не Рембо, и будьте уверены, если меня выпустить где-нибудь в чаще, то через пару дней я отдам все, что имею, лишь бы меня вывели из того проклятого ада.

Ни самолеты, ни море, ни сельва – всё это не моё, и мне не стыдно в этом признаться.

Не обижайтесь на мои слова, сеньор, но вы должно быть полоумный, хотя меня это ни сколько не удивляет, потому что таким вы мне показались с самого первого раза.

Тот, кому нравится сельва, он либо мартышка какая-нибудь, либо достоин того, чтобы его упрятали куда подальше.

Может, когда я закончу рассказывать про то, что со мной там приключилось, вы согласитесь со мной и измените свое мнение.

Но, то история очень печальная.

Пришли они, когда мы этого больше всего боялись, спустя три часа, после того как с самолета скинули нам «товар». Прилетели на двух вертолетах, вооруженные до зубов, и начали поливать все вокруг свинцом в таких количествах, что той амуниции хватило бы починить водопровод в Боготе.

В тот момент я был на посту, «слушал» с широко открытыми глазами, но в таких густых зарослях ничего особенно и не увидишь, с трудом можно разглядеть клочок неба над головой.

Пять минут были слышны непрерывные взрывы и автоматные очереди, вполне достаточно, чтобы понять, что лагерь стал местом, куда возвращаться не рекомендуется и потому направился в глубь леса, и не останавливался пока не осталось других звуков, кроме криков попугаев и привычных шорохов сельвы.

С собой у меня была фляга с водой, кусок сыра и лепешка. А также автомат, револьвер и восемьдесят килограммов страха.

Нет ничего на свете тяжелее, сеньор, чем страх. Страх этот словно крест или надгробная плита сгибает тебя пополам, затуманивает мозг, не позволяет реагировать в привычной тебе манере.

Не буду скрывать, что пока я был на посту и «слушал», то все время спрашивал себя: как буду вести, как буду реагировать, если попаду вглубь сельвы, и также не буду скрывать, что все эти мысли забылись в одно мгновение.

И когда я остановился перевести дыхание, то понял, что заблудился окончательно и бесповоротно в том лабиринте из деревьев и лиан, выход из которого невозможно найти.

Как-то я видел компас, видел как он работает, но, имея его при себе, вряд ли бы смог им воспользоваться, потому что на то время слабо представлял, что такое стороны света. В Боготе достаточно было отыскать взглядом вершину Монсерат и ты уже знаешь, где находишься.

А неведение увеличивает вес страха. Увеличивает во много раз.

Знал, что нахожусь в Перу и то, что Перу граничит с Колумбией, но, кроме этой скудной информации, не знал больше ничего, за исключением того, что если не возьму себя в руки, то наверняка сойду с ума и подохну в этом лесу в страшных мучениях.

У меня было такое ощущение, что в горле застрял какой-то комок, и не хотелось ни пить, ни есть, ни шевелиться.

И тогда я свернулся клубочком, лег и заснул меж корней какого-то дерева.

С первыми лучами солнца я проснулся и в очередной раз спросил себя: какого хрена я здесь делаю? И как это так получилось, что «гамин», живший в канализации, и у которого было столько возможностей сдохнуть в городе, может окончить свои дни в полном одиночестве, сожранный москитами и червями.

И мне так не хватало Рамиро.

Я тосковал по нему каждый день, но в том лесу его отсутствие ощущалось как-то особенно болезненно и становилось особенно грустно от мысли, что если придется умереть, а рядом его не будет.

А еще огорчало, что без меня он не сможет продолжить своё обучение.

Вообще-то я очень гордился тем, что Рамиро учился.