Сила Мира

Наконец, когда все всех уже знают, когда весело гудит в печи пламя, исходит ароматным паром еда на столике, а за окном завывает вьюга, первый голод утолен, но до рассвета еще бесконечно далеко, приходит черед разговоров. Когда встречаются люди, двадцать лет не получавшие друг от друга вестей, разговоры затягиваются как раз до рассвета.

Так и на этот раз. Колену и Доротее рассказывать особо нечего (что интересного для человека, исходившего полмира, может случиться в затерянном в лесах селе?), а Аэлле до утра едва удалось закончить рассказ. Она ничего не приукрашивала и не утаивала — разве что ни словом не обмолвилась, что заставило объединить усилия представителей трех враждующих Храмов, а у приемных родителей хватило ума не расспрашивать. Впрочем, какое им дело? В эту ночь они ощутили, что жизнь еще не закончилась, что у них осталась пусть приемная, но дочь. Что дочь эта стала важной особой, водит дружбу не просто с воинами или богатыми купцами, а жрецами-магами.

— Аэлла, ты к нам навсегда? — спрашивает Доротея.

— Нет, — вздыхает танцовщица. — У меня есть Храм, которому служу, есть долг перед ним, есть дело, ради которого я отправляюсь на Север. Завтра, самое позднее, послезавтра мы выступаем. Может, на обратном пути, если справимся…

— Но хоть на Ритхи-Ратри останетесь? Вечером будет такой праздник…

— Останемся, — отвечает за Аэллу Неккара. — Тем более, по такому снегопаду далеко не уедешь… Кстати, есть ли в селе сани?

— А как же, — возмущается Колен. — У старейшины есть мастерская, там сани, лыжи делают… Там же и лошади найдутся — только плати.

— За этим дело не станет, — хмыкаю я. — Сани хорошие?

— Лучше только в Нехавенде делают. Десять мешков с зерном спокойно влезает, а по снегу тянет тройка. Вам на Север куда — в Салванг?

— Да.

— Домчат за десять дней, самое большее за две недели! Нет, дней двенадцати по любому хватит…

— А берет много старейшина? — Не поинтересоваться деньгами нельзя. Мы же не бездельники, сорящие деньгами, а серьезные люди.

— О да, двадцать восемь сребренников. Но еще никогда не было, чтобы сани развалились по дороге, или чтобы лошади их не потянули, и в снегу они не вязнут, даже если идут по целине…

— Это нам и нужно, — подводит итог Неккара. — Когда начнется праздник?

Ближе к вечеру снегопад стихает, ветер разрывает пелену туч, полная луна заливает снега серебристым призрачным светом. Кажется, крыши изб, ветки деревьев, черная гладь реки, подковой охватывающей ритхэасский холм, узорная кромка заснеженных елей — сияют сами собой, будто все в мире превратилось в серебро…

Такая прозрачная, наполненная лунным светом ночь Ритхи, Ритхи-ратри, выдается нечасто. Но если выдается, считается милостью богини, и обещает в будущем году лето, щедрое и на тепло, и на дожди. Когда ранний зимний закат отгорел, улицы села заполняются веселыми, празднично одетыми людьми, идущими к небольшому деревенскому храму. Слышатся смех, шутки, кто-то поет, кто-то обнимается… Будто не нависла над селом самая большая опасность за все время его существования, будто и не бывало уже село на волосок от смерти.

Храм Ритхи, как ему и положено, в самом центре Ритхэаса. В Аркоте он непременно был бы каменным — из местного красного латерита. В лучах закатного солнца он бы пламенел на фоне ярко-синего неба, и было бы это ослепительно красиво. Здесь латерита нет, зато дерева хоть завались — храм Ритхи, построенный местными умельцами без единого гвоздя, красив той неброской красотой, какая вообще свойственна этим местам. По крайней мере, он столь удачно вписан в округу, что кажется творением природы.

Перед храмом раскинулась площадь, точнее, небольшая площадка, не застроенная домами. Тут судит старейшина или, в особо важных случаях, приглашенный из Нехавенда судья, оглашаются императорские указы, проводятся свадьбы и похороны, праздники… Короче, площадка видит все важное, что происходит в селе.

Мы идем к Храму попозже, когда начинает темнеть. Хрустит свежий снег на живописных улочках, пахнет дымом, тестом и снегом — в общем, праздником.

— Благодать какая, — вздыхает Неккара. — Не к добру это…

— Твоя правда, — тоскливо соглашается Воитель. — Не будем думать о плохом. Лучше о празднике — не находишь, что здешние девушки восхитительны?

— Да и мальчики, как я погляжу, тоже, — шуткой на шутку отвечает жрица.

— Так и я о том же!

Храмовая площадь заполняется до отказа: в селе живет не меньше пятисот человек… Заря догорает, лишь багровая полоска на западе напоминает о прошедшем дне. Теперь Малый Храм чернеет на фоне темно-синего звездного неба, и вдруг темная громада озаряется трепетным багровым светом десятков фонарей и факелов. По всему селу зажигаются трепетные огоньки сотен фонарей, они вспыхивают по всему поселку, будто на домах появились светлячки. Двенадцать раз (столько, как считается, стрел всегда в колчане у Ритхи) ударяет медный колокол — единственное, что местные сделали не сами, а заказали в мастерских Нехавенда. С последними тремя ударами его ворота распахиваются, и селяне, снимая у входа валенки, входят.