Нина удивленно посмотрела на него и ухмыльнулась.
— Нина, а разве тебе можно курить? — опомнился Николай.
Нина захохотала. Николай с недоумением посмотрел на нее, и она ответила:
— Бросить не получается. Нервы. Да и все равно оставлять ребенка я уже не буду.
— Как… оставлять? — не понял Николай.
— Аборт надо делать, вот чего.
— Как… аборт? Он ведь живой? Шевелится!
— Мало ли что шевелится. Жить хочет, тварь, вот и шевелится. Ненавижу! Ненавижу! — неожиданно зарыдала Нина, сжав кулаки и уткнувшись в грудь Николая.
— Но почему ты его ненавидишь? — не понял Николай.
— Ненавижу его отца, поэтому ненавижу и его, — зло ответила Нина.
— Но ребенок-то при чем? — удивился Николай.
— А ты что — будешь мне мораль читать? Тогда вали отсюда, — заорала Нина, оттолкнув кулаками Николая.
Она вскочила, одернула юбку и стала шарить по полу босыми ногами в поисках туфель.
— Нина, подожди… Я не буду читать тебе мораль. Я просто хотел сказать… выходи за меня замуж. Я буду растить этого ребенка как своего.
— Посмотрим, — ответила Нина и, поправив тяжелую копну волос, улыбнулась.
При свете дня она выглядела ужасно: посеревшее лицо, узкие, словно у китайца, глаза, распухший нос…
— Как ты изменилась. Надо же, как влияет на внешность женщины беременность, — удивленно сказал Николай, с любовью разглядывая ее.
— Пойдем. У тебя деньги есть? Купи мне пива, — попросила она и обняла его за плечи.
* * *
Следующая неделя пролетела словно в полусне: Нина и Николай быстро подали заявление в ЗАГС, забрали из дома деда вещи Николая, переехали к Нине и сыграли скромную, но все-таки свадьбу: в ЗАГСе, видя большой живот невесты, их согласились расписать без очереди.
Свадьба была грустная. Народу почти не было — только мать Нины, ее тетка с мужем из соседней деревни — и всё.
Николай, красивый и статный, в черном костюме, весь вечер вспоминал громовой голос деда: «Если женишься — домой не приходи! Пока я жив, на порог не пущу». Этот голос заглушал остальные голоса, которые пытались отговорить его от этого брака: и голос Зинаиды, матери Нины, и голос тетки и ее мужа Андрея, и голос Ольги. Даже Ольга как-то зашла, чтобы попытаться вразумить его, но у нее ничего не получилось. Приятелей, с которыми он провел в этой деревне все детство, рассказывавших о «похождениях» Нины, Николай тоже не хотел слышать. Ему было безразлично чужое мнение, кроме мнения деда. Но он надеялся, что дед с бабушкой в конце концов смягчатся, ведь кроме Николая у них никого не было.
А после свадьбы начался кошмар. Такого Николай ожидать не мог, ведь у него и в мыслях не было, что Нина выходила за него замуж лишь с одной целью — еще раз попытаться вернуть Кешу.
На другое утро после свадьбы у нее — казалось бы, на пустом месте — началась истерика.
— Нина, ты что плачешь? С тобой все в порядке? — спросил Николай молодую жену, проснувшись ранним утром от всхлипываний и завываний.
— Да, в порядке!
— Так почему ты плачешь?
— Да отвали ты, придурок! — Нина оттолкнула руку Николая, пытавшегося погладить ее по голове.
Николай молча встал, подошел к окну и закурил.
— Ты ожидала, что к нам на свадьбу прибежит Кеша? — спросил он у Нины, и она зарыдала еще громче. — Так ты что, вовсе не собиралась со мной жить, Нина? Ты просто хотела позлить Кешу и взяла меня в заложники, как и этого ребенка, которого ждешь?
— Коля… я буду с тобой жить. Но мне надо избавиться от ребенка, — голос Нины стал заискивающим.
— Ну зачем же? Я люблю тебя и люблю ребенка!
— А я ненавижу этого ребенка! Его отец меня бросил, он растоптал мою любовь, он всю жизнь издевался надо мной!
— Нина, подумай. Это же маленький человечек, ребенок. Твой ребенок. И он вовсе не виноват в том, что у вас с Кешей испортились отношения.
— Коля, я рожу тебе другого ребенка. Нашего общего ребенка. Но сначала я сделаю аборт. Это мое условие. Я не хочу этого ребенка! Я лучше убью себя, — закричала Нина и снова разрыдалась.
Николай вздохнул, сел рядом с ней и обнял ее — он был готов на все ради любимой.
Через два дня Николай и его молодая жена поехали в Череневку. Добирались они три с лишним часа — сначала пешком до автостанции, потом электричкой, потом на автобусе и опять пешком, минут двадцать по сырым торфяным дорогам. День был пасмурный, накануне резко похолодало, и Нина с Николаем, одетые по-летнему, замерзли.
Дом, куда они направлялись, стоял на отшибе, на самом краю поселка, почти у леса.
— Нина… ты точно не передумаешь?
— Нет, — твердо ответила Нина, стуча в тяжелую деревянную дверь.
Открывшая им дверь бабка доверия у Николая не вызвала. Крупная, с повязанным на голове узлом вверх красным платком, с лицом, покрытым бородавками, она казалась отвратительной.
Николая оставили сидеть в сенях, а Нина прошла в дом.
Минут десять было тихо, лишь слышно было, как бабка что-то говорила Нине. Потом раздался резкий крик, за ним — стон. Этот стон с тех пор Николай слышал во сне почти каждую ночь, а наяву стон Нины прервался только тогда, когда ее не стало.