Сила ненависти

Понял это лишь на третьи сутки, когда отец затолкал меня в ледяной душ и сообщил, что вот-вот состоятся похороны. Я не пришел. Не мог появиться там, пожираемый виной за случившееся. Если бы набрался сил в тот день, то прыгнул бы в могилу следом за Дэмом. Это я должен был быть на его месте. Я слабак. Слабаки всегда умирают первыми. Если бы не я, его бы вообще там не оказалось.

Следующая неделя прошла как в тумане: я много пил и пытался сделать все, чтобы заглушить в себе любой отблеск воспоминаний. Мне нужно было отключить сознание настолько, чтобы я перестал понимать, где я, что делаю и как, черт возьми, жить дальше.

Это был первый и последний раз, когда отец сделал для меня что-то хорошее, найдя убийцу Дэма и отмазав меня от обвинений в избиении. После этого он упрятал меня на четыре месяца в клинику – самое кошмарное место за всю мою жизнь. Не потому, что там я испытал невыносимую ломку и днями напролет слушал таких же законченных наркоманов, и не оттого, что там не было возможности связаться с близкими – их у меня все равно не осталось, – а потому что внутри тех белых стен внутренний голос постоянно был рядом. Двадцать четыре часа в сутки я слышал в своей голове зов брата, Дэм снова и снова повторял мое имя, шепча его окровавленным ртом. Я вскакивал посреди ночи, просыпаясь в поту, снова почти не спал, не мог смотреть в зеркало…

А потом появился Ди, приятель из гарвардской команды по футболу. Черт его знает, как он узнал, что я там, но это стало моим спасением на некоторое время.

Вертя в руке фишку, заработанную во время своей первой реабилитации, я снова и снова прокручивал свою жизнь в голове. Теперь я вновь ощущал, что проваливаюсь под лед, не зная, смогу ли на этот раз выбраться на поверхность живым.

Глава 20 Оливия

…оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью; так что они уже не двое, но одна плоть.

(Мк. 10:7–8)

Экстренное собрание, организованное после закрытия клуба и состоящее из меня, Керри и наспех распечатанной стопки бумаг толщиной с палец, завершилось неутешительным вердиктом, что мне следовало читать это чертово соглашение, прежде чем говорить свое «да». Правда, после изречения этой запоздалой мысли Керри напомнила про еще один пункт, в котором четко говорилось, что выбора у меня все равно не было.

Я никогда не жила в одном доме с парнем и понятия не имела, что собой представляет сожительство с таким человеком, как Доминик. Подозревала, что в конечном итоге нам придется съехаться, но надеялась, что у меня в запасе будет по меньшей мере пять месяцев, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Теперь же, стоя в окружении картонных коробок в по-настоящему огромной квартире в престижной части Бостона, я испытывала концентрированную смесь паники и предвкушения.

Люди отца продолжали вносить мои вещи, оставляя их посреди просторного холла, пока я осматривала окружающую обстановку, попутно читая записку, оставленную Домиником. Что сказать, короткие строчки, наспех нацарапанные неровным почерком на обороте картонного обрывка коробки из-под цельнозерновых хлопьев, выглядели по-настоящему гостеприимно:

«Мне нужно уладить кое-какие дела в городе.

Располагайся и чувствуй себя как дома.

Запасной ключ на кухонной стойке».

Это его «как дома» только подчеркивало очевидный факт – это не дом, и мне тут не рады.

Проследив глазами в указанном направлении, я обнаружила ту самую коробку, от которой был оторван кусок картона, что держала в руках. Там же валялись ключи и пластиковая карта, служащая пропуском в здание. Дополняли скупой приветственный ансамбль серые хлопья, рассыпанные по столу. Похоже, я буду жить с неряхой. Прекрасно.

Как только последние вещи были доставлены, я заперла дверь и повернулась к своему новому пристанищу. Потребуется час или два, чтобы полностью все осмотреть. Не теряя время, обошла коробки, взяв самую легкую, и отправилась искать пустую комнату, радуясь отсутствию Доминика и вероятной неловкости, которая определенно возникнет, когда всплывет вопрос совместного быта.

Мебели в квартире было не так много, поэтому окружающее пространство казалось еще больше в моих глазах. Диван, обтянутый темно-серой кожей, занимал почти половину гостиной и был повернут к панорамному окну, за которым простирался шумный город. Мне нравилась идея вечернего созерцания настоящей жизни, я даже представила себя, свернувшейся в клубок в мягком пледе с чашкой ароматного чая после долгого дня.