Сильмариллион

Все его прислужники заснули, и все огни пригасли и потухли, лишь Сильмарилы в короне вдруг вспыхнули белым пламенем, и от тяжести этой короны и Камней опустилась его голова, словно целый мир давил на неё грузом забот, страхов и вожделений, который даже воля Моргота не выдержала. Тогда Лютиэнь подхватила крылатую кожу-плащ, набросила на себя и взмыла в воздух, и голос её лился с высоты, словно дождь в водоёмы, глубокие и тёмные. Махнула она плащом перед глазами Врага, и объял его чёрный сон, как вечный мрак Внешней Пустоты, где он некогда бродил один. Вдруг сполз он с трона, как лавина с горы, и с грохотом пал ниц на пол преисподней. Железная Корона покатилась по полу, разбудив эхо, и стало тихо.

Как мёртвый, лежал Берен в шкуре оборотня под троном. Но Лютиэнь коснулась его рукой, и он очнулся, сбросил волчью шкуру, выхватил кинжал Ангрист и вырезал один Сильмарил из каста в форме железных когтей.[11]

Когда он зажал Камень в горсти, свет его пробился сквозь живую плоть, и рука стала похожа на яркий светильник. Но Камень не жёг его, и Берен поэтому решил, что может сделать больше и вынести из Ангбанда все три сокровища Феанора. Но не было то суждено Сильмарилам. Кинжал Ангрист соскользнул, и отлетевший осколок металла задел щёку Моргота. Моргот застонал и повернулся, и спящее воинство Ангбанда заворочалось во сне.

Тут страх объял Берена и Лютиэнь, и бежали они, презрев осторожность и даже не надев шкур, с одним желанием – увидеть ещё раз свет дня. Их не задержали, и погони за ними не было, но у ворот на пороге Ангбанда стоял разъярённый проснувшийся Кархарот. Они его заметили, когда он уже бросился на них. Лютиэнь устала, не было у неё больше сил, и не было времени, чтобы усыпить волка, но тут Берен выскочил вперёд, высоко подняв правую руку с Сильмарилом. Кархарот остановился и на мгновение растерялся.

– Убирайся! – закричал Берен. – Этот огонь сожжёт тебя, он всё злое сжигает!

И Берен протянул Сильмарил прямо к глазам волка.

Но Кархарот тупо смотрел на Камень, ничего не поняв. Алчность его вдруг вспыхнула пламенем, он разинул пасть, прыгнул, захватил зубами руку Берена с Камнем, отгрыз её у запястья и проглотил. Вся утроба его тут же загорелась, с воем бежал тогда Кархарот, ибо Сильмарил немилосердно жёг преступную плоть. Страшный вой эхом отдался в долине у Врат, и так ужасна была ярость обезумевшего волка, что все прислужники Моргота, все звери, которые обитали поблизости, разбежались далеко-далеко, ибо набрасывался он на всех без разбора и уничтожал всё живое на пути. Из всех ужасов, которые пережил Белерианд за время существования Ангбанда, приход Кархарота с севера был самой большой бедой, а Кархарот злодействовал, ибо Сильмарил продолжал жечь его изнутри.

Берен лежал без чувств у гибельных Ворот, и смерть летала над ним, ибо яд был в клыках волка. Лютиэнь, как могла, отсосала яд и остаток сил употребила на то, чтобы подсохла безобразная рана и не кровоточила. Но позади беглецов уже поднимался в глубинах Ангбанда гул нарастающей ярости. Просыпалось воинство Моргота.

Так Поход за Сильмарилом чуть было не кончился поражением и отчаянием. Но в тот час над горной грядой, стеной замыкавшей страшную долину, появились три могучие птицы. Огромные крылья несли их быстрее ветра. Все птицы и звери знали о Походе Берена, сам Хаун просил всех следить, не понадобится ли помощь. Высоко над землями Моргота парил Торондор со своими вассалами и увидел буйство обезумевшего волка. А заметив, что Берен пал, орлы тут же спустились к нему, как раз когда силы Ангбанда очнулись от чар сна и выходили из Ворот.

Птицы подняли Берена и Лютиэнь и унесли их ввысь, в тучи. Под ними раскатился гром и сверкнули молнии, и качнулись горы. Пламя и дым вырвались из Тангородрима, губя всё живое вокруг, и вздрогнули от страха нольдор в Хифлуме. А Торондор летел высоко над землёй по небесным дорогам, где солнце никогда не прячется в тучи и луна проходит меж ярких звёзд, неомрачённая. Быстро миновали они Дор-ну-Фауглит, пролетели над Таур-ну-Фуином и оказались над сокровенной долиной Тумладен. Не было над ней ни облаков, ни тумана, и с высоты увидела Лютиэнь словно белую звезду на зелёном изумруде, так сиял прекрасный Гондолин, где жил Тургон. Но Лютиэнь плакала, потому что думала, что теперь Берен наверное умрёт: он не говорил, не открывал глаз, не показывал признаков жизни, не знал, что летит. Наконец орлы снизились на краю Дориата, и оказались они в той самой лощине, где Берен когда-то в отчаянии покинул спящую Лютиэнь.

Опустили орлы Лютиэнь рядом с Береном, а сами вернулись в высокие гнездовья на пиках Криссаэгрим. Пришёл пёс Хаун и помог Лютиэнь ухаживать за Береном и лечить его, как давно, когда ранил его Куруфин. Но эта рана была страшной, и яд попал в неё. Долго лежал Берен недвижимо, а дух его блуждал у тёмных границ смерти, и когда видел он сны, то из сна в сон переходила боль. И вдруг, когда надежда почти угасла, он очнулся, увидел небо сквозь листья и услышал нежный голос Лютиэнь Тинувьель, певшей ему. И снова была весна.