Сильмариллион

В те дни Турин подолгу беседовал с Мимом. Гном рассказал ему историю своей жизни и много легенд. Род Мима ещё в Давние дни был изгнан из великих восточных гномьих городов, ушёл бродить на запад и попал в Белерианд задолго до возвращения Моргота в Среднеземье. Гномы этого рода измельчали, утратили половину секретов кузнечного дела и стали ходить, крадучись, опустив плечи, прячась даже от своих. Пока в Белерианд не пришли гномьи племена из Ногрода и Белегоста, эльфы даже не знали, кто эти прячущиеся, охотились на них и убивали. Потом их, наконец, оставили в покое и прозвали Мелкими гномами, ноэгит нибин на языке синдарин. Они никого не любили, кроме себя, боялись и ненавидели орков, и эльфов ненавидели не меньше, а изгнанников-нольдор особо, ибо считали, что из-за них лишились земель и домов. Задолго до того, как явился из-за моря король Финрод Фелагунд, ноэгит нибин нашли в Нарготронде пещеры и начали их углублять. Их неискусными, но трудолюбивыми руками были вырыты пещеры под вершиной Лысой горы, Амон Рудх, и прожили они здесь много лет. Лесные Серые эльфы их не трогали. Постепенно всё племя вымерло, остался только Мим с двумя сыновьями. Мим был стар даже по гномьему счёту, и о нём забыли. В его кузницах молчали молоты и ржавели топоры, а название его жилища хранили лишь самые древние легенды Дориата и Нарготронда.

В середине зимы тяжёлые тучи с севера высыпали в речные долины Белерианда столько снега, сколько здесь ещё не видели. Гора Амон Рудх покрылась толстым белым одеялом: говорили, что зимы в Белерианде стали суровее с тех пор, как выросла мощь Ангбанда. Лишь самые сильные осмеливались далеко заходить по снегу. Многие болели. Все недоедали, голод отбирал силы. И вот в хмурых сумерках одного из зимних дней люди Турина грелись у костра, и вдруг явился кто-то в белом плаще с капюшоном. Он был высок ростом и широк в плечах, молча подошёл к костру, а когда сидевшие у огня в страхе вскочили, сбросил капюшон, засмеялся и вынул из-под плаща большой узел. В свете костра Турин увидел знакомое лицо Белега Куталиона.

Так Белег ещё раз пришёл к Турину, и встреча их была радостной. Вдобавок Белег принёс из Димбара Драконий Шлем Дор-Ломина, подумав, что этим вызовет у Турина желание занять более высокое положение, чем занимал главарь бандитов в глуши. Но Турин по-прежнему не желал возвращатся в Дориат, и Белег, любя его, остался с ним вопреки рассудку и не ушёл.

За дни пребывания в Доме-Выкупе Белег много сделал для товарищей Турина, лечил заболевших и раненых, давал им лембасы Мелианы; они быстро восстанавливали силы, ибо эльфы-изгнанники из Валинора были мудрее и искуснее Серых эльфов и неизмеримо разумнее людей. Белег был силён и вынослив, зорок и дальновиден, и среди разбойников, бродяг Белерианда, скоро стал пользоваться заслуженным уважением. Но ненависть гнома Мима к эльфу, явившемуся в Бар-эн-Данвэд, не уменьшалась, а наоборот, только росла, и он теперь подолгу сидел с сыном своим Ибуном в глубоких тёмных углах своего дома, ни с кем больше не разговаривая. Турин гнома почти не замечал. Так прошла зима, наступила весна, предстояли ещё большие трудности.

Кто знает, что задумал Моргот? Кто проник в глубины мыслей того, кто был Мелькором, могучим среди айнур, творивших Великую Музыку, и теперь сидел Чёрным Властелином на чёрном северном троне; злобно обдумывал полученные вести и лучше разбирался в делах и замыслах своих противников, чем мудрейшие из них предполагали? Лишь королева Мелиана из всех на Арде смогла постичь его. Его мысль часто доходила до неё и встречала сопротивление.

Мощный Ангбанд снова зашевелился. Как длинные пальцы алчной руки, отряды его разведчиков прощупывали пути в Белерианд. Они перешли через Анах и взяли Димбар, и захватили все северные пограничья Дориата. Они прошли по древней дороге вдоль Сириона, мимо острова, где некогда стояла башня Финрода Минас Тирит, зелёной приречной долиной между Мальдуной и Тейглином и по окраине леса Бретиль до самых Бродов через Тейглин. Дальше дорога входила в Бережённую долину Талат Дирнен, и орки побоялись туда заходить, ибо с Красной горы за ними следили зоркие глаза, о которых их в начале пути не предупредили, и они испугались неведомого страха, поселившегося в глуши.