Сильнейшие

Огонька оттащили от шатра достаточно грубо, и отправили в лагерь под надежным присмотром.

— Тебя привязать? — рявкнул один из охранников-северян, испуганный предстоящей взбучкой.

— Нет, — ответил Огонек, а сердце заколотилось — довольно, посидел как-то привязанным.

Все мысли вертелись вокруг одного. Если и думал о встрече… не так ее себе представлял. И снова — выставили подростка нелепым, беспомощным. Без спросу явился в шатер, для того, чтобы схватили в охапку и выволокли… под насмешки южан. Ну и пусть никто не смеялся… в душе все отметили наверняка.

Скоро пришли остальные. Кираи — хмурый на редкость, попросту прошел мимо, позабыв про подростка. Зато Лачи остановился.

Впервые Огонек видел Лачи столь откровенно злым.

— Скажи, ты намеренно пренебрегаешь распоряжениями, отданными для твоего же блага? Или и впрямь после Юга понимаешь разговор лишь на языке силы?

Огонек покусывал нижнюю губу, не зная, как оправдаться. Он и впрямь чувствовал себя виноватым. И Лачи — не Лайа, он отнюдь не высокомерен и не стремился при каждом удобном случае ставить подростка на место.

— Тебя стоило бы примерно наказать. И будь уверен, если бы не дела поважнее, эта выходка не сошла бы тебе с рук!

— Я… не подумал, — единственное, что сумел сказать полукровка.

— К сожалению, охранники оказались редкостными ротозеями… но я не могу их винить. Только безумный мог предположить, что ты полезешь туда, куда тебя вовсе не звали. — Он тронул висок, на котором сильно забилась жилка — Огонек не увидел, но почувствовал это: — Пойми, ты мог быть уже мертвым. Думаешь, мне так важно таинство переговоров? Да через пару часов любая сорока в долине будет знать, о чем там говорилось. Но мы хоть знаем, ради чего рискуем, а ты?

Подросток вспомнил ненависть, на миг исказившую лицо оборотня. В голове Огонька мысли совершили скачок.

— И… он мог сделать со мной все, что угодно?

— Вот умница — ты лишь сейчас подумал об этом? Я мог только надеяться, что все обойдется.

Словно горькой мазью губы намазали:

— Ну, вот, я остался в живых…

— Что ж… сходи еще раз, может, он позволит погладить себя по шерстке. Тогда сможешь спокойно позабыть остальных.

— О чем ты, эльо? — сипло сказал Огонек.

— О долине Сиван. Она нужна юва. Почему они прислали сюда его? У него имеется опыт…

Огонек подскочил.

— Нет!

Лачи сдвинул брови.

— Сядь же. Что ты скачешь, будто горная коза?

— Он не сделает подобного снова!

Лачи чуть свысока глянул на мальчика.

— Глупый. Даже если он сам и не захочет… Разве сложно вызвать у него ярость?

— Я жил бок о бок с ним! Он не станет…

— Ты сам-то хоть веришь в свои горячие слова? — с насмешкой спросил северянин.

Огонек промолчал, а Лачи, выждав немного, продолжил:

— И что ты, в самом деле, так цепляешься за это существо? Ты уже знаешь — на нем десятки жизней. Может, и сотня. А будет еще больше.

— Он не виноват, что таким родился.

— Если бы только родился! Хочешь воочию увидеть новую реку Иска? Знаешь, сколько легло там эсса три года назад?

— У него не было выбора. Его, в конце концов, обучали так…

— Обучали, ты верно сказал. Еще вернее звучало бы «натаскивали».

— Не говори о нем, как о звере!

— Да что ты так вцепился в него! — не сдержался Лачи. — Кто он тебе?! «Он хороший»! — сказал с насмешкой, передразнивая.

Мальчишка вспыхнул, открыл рот — и залился краской, вспомнив насмешки подростков в Тейит.

— Он — человек. Живой человек.

— Ой ли? Ты полагаешь, его стоит мерить меркой обычного человека? Ходячую смерть? Которой нравится разрушать?

— Не нравится. — Огонек вспомнил скользящую походку… там, на Атуили… полный сдержанной страсти голос… Кайе ведь испытывал радость тогда, собираясь убить. Но проговорил упрямо: — Он и другим бывает.

— Скажи, если на одной чаше весов — много невинных жизней, а на другой — он, кого стоит выбрать?

— Я знаю. Но я не хочу слышать о нем злые слова. Он ведь… так или иначе, благодаря ему я обрел Лиа. И остальных…

— Это случайность — счастливая, не спорю. Не думай о нем как о своем ровеснике, — Лачи все еще выглядел терпеливым, — Он — воплощенное темное пламя, оборотень-кана. С детства его учили нести смерть и получать от этого удовольствие. Вспыльчивый, неудержимый, жестокий…

— Да! — горько воскликнул мальчишка, невольно коснувшись шрама под ребрами. — Я знаю, я видел! Но и вы все с ним жестоки, пусть и не прямо — не хотите видеть в нем человека. И сами…

— Мы все — иное. Когда зверь нападает, его убивают.

— Нет!! — он даже зажмурился. — Пусть зверь… Но он был добрым со мной.

— Странная доброта, — Лачи смерил его взглядом. — Он делал с тобой все, что хотел, как с игрушкой. Он забавлялся, пытаясь пробудить в тебе Силу — чудо, что ты остался в живых — и за это ты благодарен? Конечно, теперь ты особенный…