Силы и престолы. Новая история Средних веков

История не сохранила имя каменщика (или каменщиков), нанятых Хью для строительства нового собора, но в его команде явно был по крайней мере один зодчий, умеющий видеть вещи в перспективе, знакомый с новейшими готическими тенденциями и наверняка видевший своими глазами прекрасные новые хоры Кентерберийского собора, не так давно перестроенного под руководством великого мастера Гильома из Санса после разрушительного пожара 1174 г. Не исключено, что создатели Линкольнского собора черпали вдохновение (и приглашали мастеров) из более отдаленных мест, в том числе из норвежского Тронхейма на другом берегу Северного моря, где в середине XII в. тоже был построен готический собор. На строительную площадку на вершине Крутого холма поднимали (вероятно, на запряженных волами телегах) не только известняк, но и мрамор из Питерборо, расположенного чуть дальше в той же епархии. Мраморные колонны придавали собору роскошный и возвышенный вид. Внутреннее пространство собора в конечном итоге достигло почти 150 метров в длину. Западный фасад первоначального собора, через который обычно заходили внутрь посетители, был украшен фризом в романской традиции с замысловатой резьбой, изображавшей сцены из Ветхого и Нового Завета, от изгнания Сатаны с небес до сошествия Христа в ад[817]. Фриз пережил пожары, войны и землетрясения и задавал тон всему зданию. Со временем собор заполнили изваяния и каменная резьба, напоминающие всякому входящему о блаженстве вечного спасения и об ужасах адских мук.

Постройка такого масштаба, как новый готический собор в Линкольне, неизбежно должна была стать делом не одной жизни. Когда епископ Хью умер в 1200 г., центр Линкольна по-прежнему представлял собой огромную строительную площадку, по которой сновали каменщики, чернорабочие, плотники и кузнецы, а остов нового собора со всех сторон окружали деревянные строительные леса и блочные подъемные краны. Однако своей смертью Хью оказал собору огромную услугу.

В житии епископа говорится, что его нередко видели на стройке, где он подносил рабочим каменные блоки и известковый раствор вместе с хромым подручным, который чудесным образом исцелился благодаря стремлению усердно трудиться во имя Господа[818]. В другое время епископа обычно сопровождал ручной лебедь-кликун, с которым он подружился в день посвящения в сан и с тех пор держал при себе в качестве домашнего питомца. Однако после смерти Хью дал собору гораздо больше, чем пара лишних рабочих рук. Полвека спустя его слава человека святого, неподкупного и благочестивого разнеслась так широко, что он стал объектом чудотворного культа. По словам Адама из Эйншема, писавшего о жизни Хью в первые десятилетия XIII в., его святость стала очевидна уже тогда, когда хирург вскрыл его тело, чтобы удалить внутренности перед погребением: те, кто присутствовал при этой малоприятной процедуре, с удивлением отметили, что его кишечник не содержал «ни жидкости, ни кала… и был таким чистым, будто кто-то уже тщательно промыл и осушил его… а внутренние органы блестели, как стекло»[819]. Это было только начало. Во время похоронной процессии свечи на погребальных носилках не гасли даже при сильном ветре. Скорбящий со сломанной рукой исцелился после того, как увидел чудесный сон, а карманник, срезавший кошелек у женщины, пришедшей поклониться гробу Хью, ослеп и «бродил бесцельно, шатаясь, словно пьяный», пока его не схватили[820].

Этого и подобных чудес было достаточно, чтобы в 1220 г. Хью признали святым. Линкольн превратился в приманку для туристов: тысячи паломников ежегодно приезжали, чтобы поклониться усыпальнице Хью (и помолиться во второй церкви, построенной специально для хранения его головы). Приток посетителей требовал дальнейших работ по расширению собора[821]. Они полностью окупились. В восточной части собора к усыпальнице, где лежали останки Хью[822], были пристроены Ангельские хоры, получившие название в честь восхитительных каменных ангелов, изваянных по образцу статуй из Вестминстерского аббатства, которое в это время также подвергалось масштабной реконструкции под пристальным наблюдением короля Генриха III[823].