Силы и престолы. Новая история Средних веков

Пламенное выступление Петрарки в защиту поэзии и в целом предположение, что искусство может служить инструментом познания божественного, в 1340-х гг. вызвали в образованных кругах огромное волнение и были восприняты многими как призыв к действию. Прошло не меньше двухсот лет, прежде чем западным писателям, художникам и мыслителям удалось всецело и полно раскрыть идеи Петрарки. Его коронационная речь в конце концов стала считаться общим манифестом эпохи Возрождения[925].

Жизнь Петрарки после коронации в Риме в ретроспективе можно рассматривать как отражение новых интеллектуальных и культурных тенденций Ренессанса, зародившихся в конце Средних веков. Как мы видели, Черная смерть в 1348 г. пощадила Петрарку, но не пощадила его возлюбленную Лауру и многих его друзей[926]. С возрастом Петрарка становился все более замкнутым и религиозным. В 1350 г. он решил отказаться почти от всех мирских удовольствий и посвятить себя уединенной жизни, наполненной размышлениями и изучением святых писаний.

Но, как все великие умы Средневековья, Петрарка понимал, что погружение в христианскую мысль не обязательно подразумевает категорический отказ от античной классики. Благодаря путешествиям и работе он собрал одну из самых обширных частных книжных коллекций в Европе. В нее входили тексты, много веков остававшиеся недоступными для читателей, например подборка частных писем Цицерона, которую Петрарка лично отыскал в Вероне. К организации собственных работ Петрарка относился крайне добросовестно: он составил сборник своих сонетов (Canzoniere), собрал в один архив письма, которые на протяжении многих лет отправлял друзьям, в том числе Боккаччо, и упорно и плодотворно работал над обширной лирической поэмой в шести частях под названием «Триумфы» (Trionfi). Каждая часть была посвящена одной великой теме – Любви, Целомудрию, Смерти, Славе, Времени и Вечности, – и вместе они описывали земной и духовный путь человека вплоть до перехода в загробную жизнь. Масштабы замысла, яркое изображение страданий, преодолений и побед и многочисленные эпизодические явления известных персонажей, от ветхозаветных патриархов до почти современных фигур, таких как султан Саладин, принесли «Триумфам» огромную популярность: с конца Средних веков их неоднократно переписывали, нередко сопровождая роскошными иллюстрациями.

На то, чтобы закончить «Триумфы», у Петрарки ушло почти двадцать лет: работа была завершена лишь в начале 1370-х гг. К этому времени он поселился в Италии, где обычно проводил время в Падуе или в расположенной по соседству загородной резиденции в Аркуа. Петрарка поддерживал тесные связи с папским двором, и, хотя он одобрял далеко не каждого занимавшего престол понтифика, его очень обрадовали известия, что в 1367 г. папство начало возвращаться в Рим из «авиньонского пленения»[927]. Увы, он не успел дожить до окончательной реставрации папского престола в Риме – он умер за своим письменным столом в Аркуа за день до семидесятилетия 19 июля 1374 г. Рассказывали, что он словно бы заснул, положив голову на рукопись Вергилия. Вергилий был (и остается) особенно тесно связан с Данте, жившим на поколение раньше Петрарки. Впрочем, это не так важно. И Данте, и Петрарка были выдающимися итальянскими писателями XIV в. и по праву занимали место в одном ряду с античными предшественниками, которыми оба горячо восхищались. На плечах этих двух гигантов позднее поднялись многие великие художники и писатели эпохи Возрождения.

Оглядываясь на жизнь Петрарки примерно через пятьсот лет после его смерти, швейцарский ученый Якоб Буркхардт заявил, что может точно указать, в какой момент начался Ренессанс. Это была суббота, 26 апреля 1326 г., когда молодой Петрарка и его брат Герардо решили подняться на гору Ванту недалеко от Воклюза – эта горная вершина высотой почти 2000 м сегодня известна как один из самых сложных этапов на маршруте велогонки «Тур де Франс». По словам самого Петрарки, он с детства мечтал подняться на нее и узнать, какие виды открываются сверху. Ни тот факт, что это была «крутая гора со скалистыми и почти неприступными утесами», ни суровые предупреждения старого пастуха, советовавшего им убираться подобру-поздорову, не смогли разубедить братьев. Они начали восхождение[928].

Очевидно, это был крайне тяжелый подъем, но они продолжали упорно двигаться вперед. Во время трудного восхождения и спуска Петрарка размышлял о сочинениях святого Августина. Впоследствии он писал, что это открыло ему важность самосозерцания и физических усилий как источника религиозного откровения. «То, что можно найти внутри, [люди] ищут снаружи», – писал он. Согласно Буркхардту, это озарение и мысль взойти на гору лишь для того, чтобы оказаться ближе к природе, никогда не приходили в голову никому до Петрарки, но все следующие поколения уже воспринимали обе эти концепции как нечто само собой разумеющееся[929]. Это, по словам историка, и делало Петрарку особенным.