Святые Отцы маршировали настолько ровно, что Макаров невольно задумался о том, сколько же лет было затрачено на их тренировку. Всего их было десять человек, что, скорее всего что-то символизировало, но что именно – никто не знал, хотя бы потому что на борту Энкратуриуса никто особо не увлекался религией, а те, кто увлекались, обсуждали все насущные вопросы исключительно на своих собраниях. Соборная армия выстроилась в два ряда, формируя своеобразный коридор, ведущий из станции Дерис на борт космического корабля. Копья звучно ударили об железный пол, и на несколько секунд воцарилось гробовое молчание, прерываемое лишь изумлёнными вздохами членов экипажа. Но дальше началось самое невообразимое: один из Святых Отцов вздрогнул и запел невероятно тонким и пронзительным голосом, который сразу навёл Андрея на мысли о кастрации. Пел он, скорее всего, какую-то молитву (опять же – никто точно сказать не мог), но звучала она не успокаивающе и ублажающе, а так, будто призвана была вселять в души людей животный страх и раболепие. Его пение можно было сравнить с угрожающим жужжанием шершня, то только гораздо более атмосферное и пронизывающее – у каждого присутствующего в душе невольно зародилось чувство тревоги и отчуждения. Даже у Макарова и Гакло, – последний был настольно поглощён происходящим, что выступил из тёмного угла и теперь стоял рядом со своим капитаном. Пение продолжалось, переходя с лирического на меццо-характерный тенор, а в тёмном провале шлюза наконец начали показываться новые фигуры. Если их конечно можно было так назвать…
Издавая бесчеловечные захлёбывающиеся звуки на борт Энкратуриуса ворвалось что-то, что многие наблюдающие первоначально приняли за собак или какое-то иное приручённое домашнее животное, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это люди… Абсолютно голые, избавленные от какой бы то ни было нательной растительности, ползающие на четвереньках и ведущие себя как одичалые варвары, но всё же люди… В этот момент кого-то начало откровенно подташнивать (офицер Гариманов согнулся в три погибели и еле сдержал позывы к опустошению своего желудка), Артер наконец вышел из своего оцепенения и с отвращением закрыл глаза, а капитан внезапно понял, что брать внемлющего на борт оказалось не такой уж и хорошей идеей. Эти нелюди, также известные как Примитивные, носились среди Святого Воинства и творили разные непотребства до тех пор, пока откуда-то не послышался оглушительный свист, от которого они попадали на животы и остались так лежать до тех пор, пока в проёме не показался виновник всего этого представления. Лорд-внемлющий Локенгон не то чтобы поражал своими размерами или статью – это был среднего роста человек, довольно худенький и тщедушный, чего не могли скрыть даже древометаллические защитные пластины, покрывающие его постаревшую и изношенную кожу. Лицо было будто бы обглодано мелкими хищниками, – тут и там виднелись рытвины и шрамы: несомненно, этот человек за свою жизнь прошёл сквозь огонь, воду и медные трубы и повидал такое, что не каждому приснится. На голову Локенгона был надет разлапистый шлем, украшенный кругом с исходящими из центра полосами – так называемое «Колесо» – символ Единой Веры и всего Собора в общем. Корни этой символики уходили во времена Забвения, когда Институты Веры и Религии правили Та-Кеметом в практически абсолютном порядке. Детали того исторического периода до сих пор были очень плохо изучены, но некоторые Священники и Конкистадоры поговаривали о том, что тогда по Та-Кемету лично расхаживали Святые, Полубоги и даже демоны.