Симфония Искажений (СИ)

— В отъезде? Чем же он там занимается? — Мадлен изобразила вежливый интерес.

— А, не знаю. — Сильвия пожала плечами. — Я очень люблю его, но мы никогда не были особо близки. Все-таки у нас приличная разница в возрасте, целых восемь лет.

«Так ему двадцать пять?» — Мадлен произвела нехитрые подсчеты в уме и удивилась: созданный ею образ едва окончившего консерваторию юноши с детским глупым лицом Сильвии вмиг рассыпался, уступив место пустоте и любопытству.

— Мне прямо еще сильнее захотелось познакомиться с твоим братом, раз уж мы с ним ровесники, — она мягко улыбнулась подруге. — Понимаешь, к чему я веду? Ну-ка признавайся, он такой же хорошенький, как его маленькая сестра?

Сильвия густо покраснела и опустила глаза — глупышка, ей пора учиться принимать комплименты как должное. Хотя определенное очарование и в такой реакции есть — даже жаль, что для самой Мадлен искренность этой роли осталась далеко в прошлом.

— Нет! — выпалила между тем любящая сестра. — Ничего подобного! Сид лучше, гораздо лучше меня — во всем! И в этом тоже! Я думаю, в него невозможно не влюбиться! Я даже в детстве мечтала, как выйду за него замуж! Бегала и спрашивала, согласен ли он, а он всегда смеялся и брал меня на руки, и носил по комнате, как невесту!

Мадлен снова стало немного завидно: у нее не было ни братьев, ни сестер, и никогда не возникало повода говорить о ком-то такие наивные и глупые слова, полные чистой, невинной любви, — чувства, которое ей так и не довелось попробовать на вкус.

— Только у него есть маленький физический изъян, — Сильвия понизила голос. — Он резонирует.

«Лучше бы ты сказала, что твой брат — импотент», — едва не вырвалось у Мадлен, но она промолчала, подавив в себе вспышку суеверного страха.

Резонирующих было не так много, во всей гостиной вряд ли нашелся бы хоть кто-то, да и тот бы тысячу раз подумал, прежде чем сознаться. За всю свою жизнь Мадлен знала только одного человека, который не только видел Искажения, но и не скрывал, что резонирует. Фрэнки. Для своих — просто Фрэнки. И всякий раз, когда другие миры всплывали в чьей-то легкой болтовне, в ее памяти безжалостно возникало его белое-белое лицо, такое белое, что даже становилось жутко, — но в то же время как будто сама чистота приняла его облик и предлагала запятнать себя прикосновением. А затем образ этот таял, терялся.

Иногда Мадлен казалось, что Фрэнки просто не место в их мире. Что он явился из другого на крыльях собственного Искажения, но задержался здесь. Интересно, а этот Сид — такой же? Пришелец, прикидывающийся своим, песок с улицы, занесенный в уютный, чистый дом?

Нет, довольно с нее резонирующих. Если все они похожи на Фрэнки, пусть они дружно умрут в каком-нибудь далеком Искажении, да поскорей. Ей и так всю жизнь не избавиться от камня на сердце, а постоянные невольные напоминания о событиях четырехлетней давности только утяжелят ношу. И хотя Мадлен уже готова была всерьез рассмотреть перспективу романа с братом Сильвии — отнюдь не бесприданницы и знатной особы, — пожалуй, богатство и положение в обществе не перевесят моральный груз, который ей суждено нести в одиночку до конца дней своих.

Впрочем, с другой стороны, недаром же говорят, что клин клином вышибают, — так почему бы не попробовать променять резонирующего на резонирующего, музыканта на музыканта? Кто знает, возможно, новые впечатления, перекликаясь с воспоминаниями, помогут ей забыть, как-то хитро перемешают все в голове?

Мадлен решила рискнуть — в сущности, терять ей нечего, — допила коктейль и сказала, улыбнувшись:

— Тогда я просто обязана познакомиться с твоим братом. Страсть как хочу узнать что-нибудь про Искажения.

Ей даже почти удалось скрыть нервную дрожь, вызванную неожиданно вспыхнувшей в мозгу картиной, от которой по коже поползли мурашки, а в ушах зашумел дождь…

***

…В тот грозовой день четыре года назад Мадлен окончательно решилась: она отравит Моргана. Этого старого извращенца, унижающего ее всеми возможными способами, этого подлого шантажиста, грозящего опубликовать ее откровенные фотографии, если она не будет исполнять его капризы, которые выходили за все рамки, — а ведь и Мадлен мало чему удивлялась.

Карточки относились к периоду, когда она была любовницей одного профессионального фотографа. Он с удовольствием делал ее фотопортреты в соблазнительных нарядах и даже обнаженной, а она, в общем-то, ничего не имела против: ее это только распаляло, и фотограф после каждой съемки получал порцию особых ласк. Кто же мог знать, что после их расставания этот человек продаст карточки Моргану? Мадлен тогда была глупа, как сейчас Сильвия, даже глупее: по крайней мере, у Сильвии хватает благоразумия не спать с фотографами.