Эрик Морган, солидный делец и отец семейства, боготворил жену, которая и не подозревала о мрачной стороне его натуры, тяготеющей к насилию и пыткам. Но как ни борись с собой, от себя не убежишь: потому Морган постоянно забывался в объятиях случайных любовниц, нисколько не терзаясь угрызениями совести, — лучше уж так, чем подвергать опасности жену. По жуткому стечению обстоятельств Морган оказался знакомым того самого проклятого фотографа, а заодно и своеобразным поклонником Мадлен. Заполучив фото и несколько пикантных историй в подробностях от покинутого возлюбленного, которым двигала низкая жажда мести, Морган без труда разыскал Мадлен и путем грубого шантажа склонил к связи — изначально отвратительной, болезненной и унизительной. Мадлен не сумела решительно отказаться и тем самым погубить остатки своей репутации, довериться тоже было некому, а денег на то, чтобы нанять каких-нибудь громил, дабы те вправили Моргану мозги, у нее не нашлось: по правде говоря, она слишком любила роскошь и давно жила в долг. Поэтому два раза в неделю она стала бегать на репетиции, совершенно разбитая после бурной ночи, тщательно замазав синяки на лице и прикрыв шею высоким воротником. Тщетно она пыталась выведать место хранения фотографий, чтобы выкрасть их и тем самым положить конец кошмару; тщетно умоляла мучителя отпустить ее, тщетно грозилась пойти в полицию — он прекрасно знал, что никуда она не пойдет, знал тем более прекрасно, что солидная взятка для служителей закона у него была наготове.
Целый месяц прошел в томительном ожидании новых мучений, от встречи до встречи, и однажды Мадлен решила, что с нее хватит. Ночи становились все длиннее, а выдумки любовника — все изощреннее. После того, как он едва не задушил ее, связанную и беззащитную, во время своих извращенных ласк, Мадлен поняла, что речь идет не просто о позоре, — речь идет о жизни и смерти. И из этой игры она задумала выйти победительницей.
Достать цианистый калий оказалось не так сложно: Мадлен договорилась своими способами с поклонником-химиком, когда-то учившимся с ней в одной школе, так что на встречу с Морганом, которой суждено было стать последней, она явилась во всеоружии. В столицу пришел дождливый октябрь, небо хмурилось над мириадами крыш, и весь город с призрачным названием Фата-Моргана, завернувшись в туман, и в самом деле выглядел обманчивой, выцветшей иллюзией.
Мадлен оделась во все черное — Моргану нравился этот цвет. В сумочке был аккуратно припрятан пакетик с порошком, несущим освобождение. Именно так она про себя именовала грядущее преступление — не убийство, но освобождение. В те годы Мадлен еще не умела называть вещи своими именами: подобно тому, как она наносила грим перед съемками, чтобы стать ярче и красивее, гримировала она и свои поступки, тщательно скрывая от окружающих и собственной совести их истинную суть.
Поднявшись по ступенькам в квартирку, которую Морган снимал для их встреч, она вставила ключ в замочную скважину, отметив про себя, что руки в перчатках почти не дрожат, открыла дверь и ступила в безвкусно обставленное помещение. Ах, как она ненавидела эти афиши ее фильмов на стенах, которые словно издевались над ее унижением! Как ей хотелось разорвать тончайшие простыни на кровати в мелкие лоскуты, расколотить вдребезги вазы с цветами и многочисленные статуэтки!
Но сегодня все должно было кончиться.
К ее удивлению, Морган уже был дома, валялся на кровати и читал какую-то книжку в мягком переплете. А она-то рассчитывала свободно соорудить что-то вроде романтического ужина в его отсутствие — и, само собой, ужин этот принес бы «освобождение». Теперь же план усложнялся — даже незаметно проскользнуть на кухню не представлялось возможным.
Лихорадочно соображая, как поступить, Мадлен в итоге решила использовать свое единственное и самое верное оружие.
С порога она изобразила искреннюю радость, что Морган здесь, подлетела к кровати и упала в его объятия, осыпая гладко выбритое, морщинистое, ненавистное лицо поцелуями.
— Ты сегодня впервые не опоздал, — томно выдохнула она ему в губы. — Мне кажется, это надо отметить.
— Какая ты резвая. Ну как хочешь, куколка, — ласково отозвался он, по-хозяйски поглаживая ее бедра.
В устах Моргана эта милая кличка звучала мерзко и похотливо. Но ничего, уже скоро он никогда больше не сможет ее произносить.
— Сейчас я устрою нам романтическую встречу, — заверила его Мадлен и, довольная неожиданной податливостью любовника, метнулась на кухню.
Там она разыскала вино, разлила по бокалам, потом открыла сумочку, вскрыла пакетик и высыпала его содержимое в напиток. Вот и все, никаких сложностей.
В этот момент к ее горлу неожиданно подкатил спазм: сдерживаемое волнение все же прорвалось наружу вместе с тошнотой, страх, что ее план раскроется, скрутил внутренности. Забыв пакетик на столе, она пулей влетела в ванную, где ее незамедлительно вырвало.