Симфония Искажений (СИ)

— Ладно, хорошо, — на удивление легко согласился любящий брат и переполз с кресла на стул перед роялем, глядя на клавиши едва ли не с одержимостью. — Я тебе верю. Ты слишком наивный, чтобы творить подлости у меня за спиной.

— Даже не знаю, это воспринимать как похвалу или как издевку? — улыбнулся Фрэнки.

Сид оторвался от созерцания клавиатуры и взглянул на него с откровенной жалостью:

— Как все сразу. Но на будущее хочу тебе посоветовать не потакать желаниям моей сестренки. Ради нее же самой. Видишь ли, — он поднес к лицу раскрытую ладонь левой руки, согнул и разогнул пальцы, будто проверяя их работоспособность, — хоть ей и восемнадцатый год, она совсем еще малышка, многого не понимает, например, почему неприлично быть наедине с молодым человеком в такое позднее время, да еще полуодетой. Сколько ни разъясняй ей, как нужно себя вести, у нее о порядочности собственное представление, поколебать которое довольно трудно. Ей без разницы, как она выглядит со стороны, на какие мысли наводит. Я не сомневаюсь, что она не спать с тобой пришла, но если бы это увидел не я, а слуги, пошли бы слухи.

— А может, ты перегибаешь палку? — спросил Фрэнки.

— Может, и перегибаю, — вздохнул Сид. — Но тут лучше перегнуть, знаешь ли. Понимаешь, бедняжка совсем одна — отец умер, когда она была совсем малышкой, матери до нее нет никакого дела. По сути, я единственный человек, которого она может назвать семьей, но я тоже тот еще фрукт, редко бываю дома… Поэтому она ко мне так ластится, совсем как к мамочке, ты удивился, наверное. Ей очень не хватает тепла, она и к тебе ластиться будет, ты ведь парень хороший, это сразу видно, к тому же она твоя поклонница. Но ты уж думай хорошенько, не выходит ли что за рамки приличий. Или женись! Матери плевать, а я не против, мне все равно, что у тебя там за семья и сколько у вас денег — у нас на всех хватит.

— Понял я, понял!.. — заверил его Фрэнки, разумеется, ни на секунду не допуская мысли, что и в самом деле женится.

— Надеюсь. — Сид положил руки на клавиши, довольно живо отстучал гамму одной правой, потом присоединил левую — и сразу запнулся; повторил медленней — и снова запнулся. Покраснев от досады, он размял запястье и кое-как справился с расходящейся гаммой, извлекая каждый звук с топорной неловкостью, словно школьник, разучивающий незнакомое упражнение.

Фрэнки наблюдал и слушал с нескрываемым удивлением, и еще сильнее удивился, когда Сид легко продолжил его Туманную Рапсодию с прерванного места — по памяти, непринужденно выпустив на волю запрятанный в сердце инструмента несколько минут назад туман и позволив ему окутать себя невесомым кружевом. И туман этот, переплыв от Фрэнки к Сиду, окрасился из белого в сизый, робость его сменилась томностью, чистота — негой, а тающая тоска обратилась в приглушенную боль. Разница заключалась в ничтожном оттенке настроения; и Фрэнки заслушался, пытаясь отделить от Сида-исполнителя Сида настоящего, силясь увидеть и разгадать его за этими штрихами, за оставленными в мелодии частицами души.

Но Туманной Рапсодии сегодня не суждено было дойти до финала: Сид продержался недолго и вскоре ошибся — раз, другой, третий; туман осыпался на его дрожащие плечи бледным саваном, а после взорвался тысячей искр — горе-исполнитель хватил кулаком по клавиатуре и сердито прорычал: «Чео-ор-рт!..», после чего принялся раз за разом повторять не получившееся место, вонзая обострившиеся звуки в воздух, ввинчивая боль в голову Фрэнки. Страдающий автор терпел, пока не понял, что конца этой пытке не предвидится.

— Прекрати! — прошипел он и перехватил запястье друга на полпути к злосчастному сочетанию клавиш.

— Ну мне же больно, — отозвался Сид бесцветно, не глядя на него, и покорно застыл на месте.

— Ох, это же… — Фрэнки взглянул на свежий шрам на его ладони и ослабил хватку. — А играть тебе не больно, что ли? Да как ты вообще сумел…

— Если бы я доиграл до конца — вот тогда можно было бы говорить, что сумел.

— Ты совсем рехнулся! — У Фрэнки голова пошла кругом: понять Сида через музыку, как же! Еще чего! Как его вообще можно понять, пока сам еще в своем уме? — Зачем, объясни мне, играть, когда ты не в порядке?

— А ты пробовал когда-нибудь играть через боль?

— Не издевайся надо мной! — разозлился оскорбленный автор. — Мне противно это видеть… слышать!

— Хочешь сказать, что я мазохист? — Сид начал смеяться, но потом взглянул на непослушную руку, разом сник, ссутулился и добавил изменившимся голосом: — Хотел бы я им быть. Хотел бы я получать удовольствие от всего этого, но…

— Но?.. — вопрос зазвенел в воздухе натянутой струной.

— Я думал, что все могу, что достаточно одного моего желания — и все получится. А оказался таким слабаком.

Он тяжело вздохнул и замолчал, закусив губу и по-прежнему не глядя на собеседника.

— Что с тобой? — сочувственно спросил Фрэнки. — Зачем ты себя мучаешь? Что тебя гложет? Ну расскажи мне. Я слышал, если люди говорят о проблемах, им становится легче.

— О, да ты никак врачевателем душ стал, — весело отозвался мученик.